Обретение счастья

Огонь пожирал свадебные парадные портреты. Пылающий академик Растегаев во фраке и с галстуком-бабочкой выглядел очень импозантно. И платье невесты, купленное за зелененькие в модном салоне, поражало элегантностью, двигаясь в языках пламени.

«Ах, какое было торжество! Светское общество, цвет российской науки почтили присутствием чудную парочку!» — Ольга явно впадала в состояние аффекта.

Широко распахнутое окно на пятнадцатом этаже, возможно, наводило кого-нибудь из бодрствующих наблюдателей на мысль о пожаре, поскольку струйки дыма вырывались из тесноты на свободу и устремлялись в тусклое осеннее небо.

«Все. Пожар закончен», — Ольга подошла к окну и глянула вниз. Перспектива свободного полета показалась ей поинтереснее двух упаковок тазепама. Но высоты она боялась с детства. Даже на колесе обозрения каталась всего один раз, да и то крепко зажмуривалась при приближении к апогею.

Тазепам гипнотически возвышался на неприбранном столе. Поднос с обуглившимися цветами и горкой черного пепла, оставшегося от бывшей жизни Растегаевой, быстро остывал.

На столе осталась единственная фотография. Светловолосая девушка в белом открытом платье стояла на носу корабля, и свежий ветер играл ее волосами, держа пряди на весу почти параллельно палубе… Это был небольшой отпечаток с того же негатива, с какого была сделана огромная фотография, долгое время украшавшая тихую комнату в доме на Петроградской стороне.

Ольга взяла в одну руку фотографию, а в другую — две упаковки и долго держала их, словно взвешивала. Ее глаза смотрели в пустоту, в пространство, заполненное пеплом и осколками забытых грез и мечтаний.

Женщина медленно опустила фотографию на стол. Затем выдавила из фольги поштучно сто таблеток. Получилась довольно увесистая горсть. Ольга набрала из крана стакан сырой воды и запила одну таблетку. Еще некоторое время она сидела, пересыпая белые крупинки из одной ладони в другую.

«Нет, как утверждает одна фирма, это было бы не просто, а очень просто. Такой радости я им всем не доставлю. Пусть оплакивают не меня, а самих себя», — с этими мыслями Ольга подошла ко все еще распахнутому окну и медленно разжала кулак над пропастью.

Твердые градинки вписались в промозглую октябрьскую ночь.

Глава 16

Академик синусоидально похрапывал, когда Ольга вошла в спальню и открыла шкаф. Несмазанная дверь скрипнула, но Растегаев не пошевелился.

«Спи, моя радость, усни», — почти с нежностью прошептала Ольга. В руках она держала довольно большой чемодан, только что «спущенный» с антресолей.

Белье, косметика, кое-что из одежды — в чемодан отправилось столько вещей, сколько женщине было по силам унести.

Она вышла из супружеской спальни так же тихо, как четверть часа назад вошла туда.

Еще раз зайдя на кухню, Ольга забрала подсвечник и рукопись монографии. В последний момент рукопись показалась ей слишком тяжелой, и Ольга без всякого сожаления оставила ее на ящике для обуви. Эта работа также принадлежала прошлой жизни и растегаевскому институту.

Негромкого хлопка входной двери, очевидно, не расслышали не только в спальне, но и в дальней комнате.

В одной руке Ольга держала тяжелый чемодан, а в другой — полиэтиленовый пакет с двумя мокрыми зонтиками.

На улице было пустынно, светло. Дождь, к счастью, прекратился, и фонари отражались в многочисленных лужах, усиливая скудное ночное освещение. Редкие автомобили проносились по свободному проспекту на большой скорости, но Ольга не отважилась голосовать, ожидая зеленого огонька такси.

Час назад решавшая «быть или не быть», сейчас Ольга снова подчинялась действию инстинкта самосохранения.

Вот и такси.

— Вам куда? На вокзал? — очевидно, водитель среагировал на чемодан.

— Да, пожалуй… На Ярославский.

— А по мне хоть и на Казанский, — ответил таксист, не слишком довольный, поскольку площадь трех вокзалов была недалеко.

В салоне звучала негромкая музыка — что-то из репертуара ранних «Битлз».

— Что ж это вы дамочка, одна, ночью?

— Поезда отправляются круглые сутки.

— Но такую интересную женщину должен был бы муж проводить. Вон и колечко у вас. Обручальное, — таксист приветливо улыбался.

— Я предпочитаю не быть никому в тягость.

— А, феминистка, значит? — язвительно определил собеседник.

— Что вы подразумеваете под этим словом, — поинтересовалась Ольга.

— Ну, что-то вроде машины без руля и тормозов, но с мотором.

— Забавно… Кстати, шеф, вы забыли включить счетчик.

— Ох, и глазастая мне попалась пассажирка! Прямо орлица!

— Включите, пожалуйста, счетчик.

— А я, может, с тобой, милая, по-другому захочу рассчитаться? Ночка выпала темная, а баба ты красивая — ну прямо Мерлин Монро, — неожиданно он не только перешел на «ты», но и стал грубо заигрывать.

— Немедленно прекратите разговаривать со мной в подобном тоне, — как можно спокойнее произнесла Ольга, уже пожалев, что оказалась глухой ночью в случайной машине в обществе развязного водителя, очевидно, привыкшего так своеобразно развлекаться во время ночных смен.

— А вот если я сверну хотя бы вон в тот темный переулок? Там никто тебя не увидит и не услышит. Может, договоримся по-мирному?