Соседки по палате с трудом успевали уничтожать принесенные мужьями и свекровями передачи, вовсе не вдаваясь, подобно Ольге, в философские размышления.
И Ольга с удивлением поняла, что, в отличие от нее, остальные женщины здесь были абсолютно нормальные. Они просто жили, существовали во времени.
А она весь пробытый на земле срок лишь собиралась жить. Она училась — собиралась кем-то стать, она бесконечно долго, целый год, собиралась замуж, она, наконец, снова собиралась учиться, писать диссертацию, ставить эксперименты — и так до бесконечности. Для нее реальным состоянием было «собираться». Как сказал когда-то Эдуард Бернштейн, преданный анафеме классиками марксизма-ленинизма: «Конечная цель — ничто, движение — все». Ольга долгие годы подчиняла существование именно этой формуле.
Но судьбе угодно было предложить что-то, подобное цели. Ольга оказалась не готова к такому повороту. Она была неуверена в себе, несамостоятельна, растеряна. Она еще не стала зрелой женщиной, способной брать на себя ответственность.
Она еще не понимала, что все люди и события появляются в нашей жизни только потому, что мы сами их вольно или невольно призываем.
Бабочка замерла, раскинув свои чудесные крылышки, словно подготовилась принять булавку, смирилась с судьбой.
Сигарета дотлела почти до фильтра. Ольга вернулась в комнату. Катя мирно жевала бутерброд. Поведав самое главное, она успокоилась и теперь, по всей видимости, чувствовала себя достаточно комфортно.
— Катюша, что я должна сделать? — Ольгу интересовала конкретика. — Поговорить с Растегаевым?
— Нет, ни в коем случае. — Катя даже вздрогнула.
— Тогда — что же?
— Ольга Васильевна, помогите мне найти другую работу… Если можете, — она вздохнула. — Я не хочу, чтобы в институте… Ну, вы понимаете меня. Я ведь не единственная из «дам директора» там.
— Что? Вот это открытие. Я была абсолютно уверена, что он в стенах института ведет себя безупречно. Катя, того, о чем ты говоришь, просто не могло быть!
— Вы наивная работяга, Ольга Васильевна. Простите… Я не хотела вас обидеть, но Растегаев только потому на вас и женился, наверное, что вы не стали его любовницей. Неужели до вас не доходило никаких историй? О нем же легенды ходят!
— Не может быть, Катя. Он такой тихий и беспомощный, и вдруг — чудовище!
— Он тихий и беспомощный академик, — Катя произнесла последнее слово тоном, проливающим свет на многое.
— Но, возможно, все же лучше будет, если ты поговоришь с ним. Или я. А?
— Нет, со своими проблемами я справлюсь сама. Придется справиться. А с ребенком и академиком, с двумя сразу я не управлюсь никак.
— Что ж, твое дело. И все-таки, почему ты оставила ребенка, Катя? Ведь не может быть, чтобы просто не решилась избавиться?
— Сначала просрочила, а потом подумала, что он может родиться умненький, в папашу.
Ольга не стала напоминать, что, как утверждают мудрецы, природа отдыхает на детях гениев.
— Я постараюсь тебе помочь. Сразу после праздника.
— Вот спасибо. С наступающим. С новым счастьем, — Катя уже встала и принялась собираться.
— Новое счастье, думаю, подаришь нам ты, — Ольга улыбнулась.
Когда за гостьей закрылась дверь. Бурова почувствовала себя окончательно свободной от всех данных и неданных обязательств.
Она подошла к зеркалу и поправила прическу. Потом надела прелестное светло-серое бархатное платье, серые же замшевые туфли, достала из шкатулки любимый, черненого серебра, комплект.
Серьги в форме полураскрытых раковин с импровизированными жемчужинами и такая же подвеска смотрелись очень оригинально. На глаза попалось обручальное кольцо. Ольга завернула его в бумагу и спрятала на дно шкатулки.
Так, в нарядном американском платье, вся в серебре, она, не проронив ни звука, просидела до полуночи, периодически подпитывая свое вольное существование чашечкой кофе и сигаретой.
Телефон был выключен. Трехпалая вилка валялась на полу. В этот вечер Ольге была просто необходима полная, не предполагающая никакого вторжения, тишина.
Около полуночи женщина неумело открыла бутылку шампанского, однако, прежде чем наполнить бокал, залила платье. Поскольку никто не мог ее видеть, Ольга сняла мокрое платье, и в одном белье, с бокалом искристого напитка похожая на одалиску, встретила Новый год.
Она чувствовала себя чем-то вроде телефонного аппарата, выключенного из розетки. Не задействованный механизм, казалось, был лишен всякого смысла…
Глава 20
— Ольга, Ольгушка! Завтра твой праздник. Ты не забыла? — Анатолий протянул ей большую коробку, перевязанную атласной лентой, с красивым бантом.
А Билл держал в руках пять алых роз. Когда он отдавал их Ольге, то не смог скрыть легкого смущения.
— Развяжи, — уверенным голосом произнес Кот. Он не сомневался, что Ольгу обрадует подарок.
Бурова осторожно потянула за кончики ленты, сняла крышку и увидела совершенно замечательную шляпку, как раз такой ей и не хватало в ожидании грядущего потепления. Весна наступала неизбежно и бесповоротно.
— Ой, какая прелесть!
— А ты надень, чтобы мы могли полюбоваться!