Последними шли двое мужчин в строгих темных костюмах, те самые «семейные адвокаты» со стороны Назаровых и Меньшиковых.
Возле храма молодых встречали два пожилых жреца в ранге архимагов. Они стояли по обе стороны входа, сурово посматривая на приближавшуюся делегацию. Один из них держал в руке золотой перевитый жезл, схожий с тем, который входил в атрибуты личных вещей Перуна, а другой жрец оперся древком черного металлического копья, которым громовержец метал молнии.
Осознав важность момента, молодые подобрались. Девушки и парни придержали шаг, дав возможность жениху и невесте первыми подойти ближе к жрецам. Никита и Тамара остановились и низко поклонились даже не им, а мерцающему глубоким черным цветом алтарю, видневшемуся в глубине храма.
– По своей ли воле молодые ступают на порог Перунова жилища? – строго спросил правый жрец с витым жезлом.
– Воля наша общая, – ответил Никита.
– Люб тебе, внучка божья, избранник? – это уже левый жрец.
– Люб по сердцу, – уверенно ответила Тамара и сжала пальчиками руку Никиты.
– А ты, внук божий, не держишь корысти в своем сердце? – шел перекрестный допрос.
– Чист душой и сердцем, – тут же парировал Никита. – Просим войти в храм и принять Силу Алтаря!
– Быть посему! – пристукнул копьем жрец. – Войдите, внуки божьи, в сей храм и встаньте напротив друг друга!
Никита ввел Тамару в прохладную полутьму небольшого храма с полукруглым куполом, в котором было проделано круглое отверстие, как раз над алтарем. Солнечные блики, казалось, впитывались в глубокую черноту камня, не отражаясь и не нагревая его. В центральной нише восседал на троне сам Перун, вытягивающий руку с мерцающими на ней искрами Силы. Они переплетались в изящный клубок и издавали тихий треск электрических разрядов.
– Стой здесь, – Никита отпустил руку девушки, чувствуя, как ее всю колотит. – А я буду на другой стороне камня. Тебе холодно?
– Страшно, – шепнула Тамара и раздвинула уголки губ в улыбке.
– Не бойся. Можешь даже закрыть глаза, когда начнется представление.
Он уверенно встал на свое место и вытянул руки над алтарем. Тамара доверчиво положила в его ладони свои руки с блеснувшими на солнце защитными кольцами, среди которых не было супружеского. Оно ждало своей очереди, охраняемое шаферами и подружками, как и кольцо Никиты.
Родственники благоговейно замолчали, когда жрецы тоже подошли к камню. Причем тот, кто был с жезлом, встал за спиной Никиты, а копьеносец молчаливо маячил за Тамарой.
– Есть кто-то из присутствующих, кому претит соединение крови двух родов? – строго спросил копьеносец.
– Нет, – одновременно ответили старший Назаров и Константин Михайлович.
– Подтверждаете ли вы, что молодые здравы, что между ними нет родства крови, что они душевно прочны?
– Подтверждаем!
– Быть посему! – раздался звонкий металлический стук копья. – Доверьтесь Силе Алтаря, внуки божьи!
Тамара вглядывалась в спокойное лицо Никиты, на котором играли светотени от камня и солнца, и казалось, что оно живет своей жизнью, отстраненно воспринимая происходящее. Вдруг молодой волхв подмигнул, ободряя девушку, и Тамара, глубоко вздохнув, тоже отрешилась от всего. Но глаза на всякий случай прикрыла.
Сначала она почувствовала легкое покалывание в пальцах, медленно распространявшееся на ладони и запястья. Какие-то блики запрыгали перед ее глазами, прикрытыми веками. Чуть-чуть их разжав, княжна едва не закричала. Их руки были объяты холодным ярко-оранжевым огнем, растущим прямо из камня и стремящимся подняться к куполу. Мечущиеся по сторонам язычки пламени наклонялись то к Никите, то к Тамаре, словно не зная, какой путь выбрать. А потом весь храм тихо и басовито загудел, дрожа и резонируя вместе с огнем, яростно изменившим свое направление. Он ринулся к руке Перуна, на котором бесновался искрящийся клубок Силы. Стоявшие в отдалении свидетели таинства готовы были поклясться, что между громовержцем, женихом и невестой образовался светящийся треугольник, налившийся алым цветом. Тамара уже во все глаза смотрела на буйство холодных красок, стремящихся выйти из повиновения, но по чьей-то жесткой воле держащихся на вытянутых руках. Девушка почувствовала такое умиротворение, что захотелось заплакать от счастья. И Никита, кажется, чувствовал то же самое. Его глаза… Они излучали столько любви, нежности и заботы, что такого просто не могло быть. Просто не могло!
И вдруг все закончилось. Мощь, набранная пламенем из алтаря, выплеснулась в потолочное отверстие, растворившись в солнечном свете. И где-то в прозрачной глубине неба что-то гулко громыхнуло и прокатилось каменным обвалом. И наступила глубочайшая тишина.
– Кольца молодых! – голос жреца за спиной Никиты был донельзя растерянным.
Тут же подсуетился Ромка, давая бархатистую красную коробочку Никите, а Лиза Воронцова – такую же Тамаре.
– Охренеть! – тихо прошептал Елагин, не сдержавшись.
Жрец сердито кашлянул.