Больше всего Торик напоминал себе медведя в спячке. Всю зиму просидел в берлоге, стараясь никуда не выходить без крайней необходимости. Время неспокойное — меньше ходишь, крепче спишь. Опять же, сидя дома, лишнего не потратишь. Зато уж начитался вдоволь. Очень кстати рядом, всего в трех домах, обнаружилась библиотека. Пусть не особо богатая книгами, зато там разрешали сначала их полистать. Толковой фантастики у них не нашлось, зато попадались книги из категории «странное». Причудливый мир японца Кобо Абэ. Удивительный мир Льюиса Кэрролла, на сей раз не про Алису. Книга оказалась про математическую логику и называлась «История с узелками». Причем автор придумал свою хитрую математику на тридцать лет раньше, чем этим занялся остальной мир, а излагал ее так, будто сказку рассказывал.
Весна не слишком изменила ход жизни Торика: медведь привык к берлоге и не спешил из нее вылезать. Апрельским вечером он как раз принялся читать нового Хайнлайна, когда в дверь позвонили.
Михалыч? А вот и нет. За дверью стоял… Роберт! Возмужал, отъелся, стал пошире в плечах, но в остальном все тот же.
— Пустишь? — А в глазах чертенята бегают.
— Привет! Заходи, конечно! Ты как тут оказался?
— Родители твои подсказали. Кстати, перекусить ничего не найдется? Жаль. Я пристроился в общежитии при заводе. Обещали на днях взять на испытательный срок начальником программистов. А ты?
— Да я-то что. В стране сам видишь, какие дела. На работе всех разогнали. Сидим по домам, ждем лучшей жизни. Ты про себя расскажи. Я помню, ты уехал в Самару за Алиной. Она тебя прогнала?
Роберт в красках описал, как огорчились родители Алины: они и не знали, что ее отчислили, и сразу обвинили в этом ее дружка. Как они с Алиной тайком встречались почти полгода, а потом все же сыграли свадьбу. Где-то через год молодые позволили себе ребенка. Мама Алины души не чаяла во внучке и с удовольствием занималась ею.
Роберт весь сиял, вспоминая о лучших днях. А затем словно погас.
— Потом все развалилось. Причем сначала я и сам не понял. В Алинке что-то переменилось, будто лопнула пружина. Или появилась новая движущая сила. Не люблю я про это… Короче, мне шепнули, что она уже полгода встречается с мужиками, причем с разными. Прикинь? Понять и простить я не смог. А смысл? Если уж начала, так и будет, правда? Развелись. И мне так тоскливо стало в этой Самаре, что я решил уехать. Тут в стране как раз все начало рушиться. Дома мне ловить нечего. А здесь — я же помню — столько предприятий с электроникой! Есть где разгуляться, были бы руки и голова. Кстати, удивляюсь, что ты работу найти не можешь. Нет-нет, к себе не приглашаю: я пока сам на птичьих правах.
Торик всегда поражался неуемной энергии Роберта. Таких живчиков и проныр поискать еще! Меняет города, легко находит нужных людей. Только приехал — уже есть работа. А тут ищешь-ищешь… Хотя, если честно, больше сидишь в ожидании, что перемены сами с неба упадут. Так ведь падали всю жизнь сами, вот в чем штука!
— Знаешь, ко мне ведь Валерыч приезжал! — вдруг прервал его размышления Роберт. — Мы там организовали клуб эсперантистов для старших школьников. Такие чудеса устраивали, ты бы видел! Настоящий островок страны Эсперантуйя! Но потом — сам знаешь — всем стало не до этого. Валерыч ходил весь потерянный. Кстати!
Он огляделся, нашел стоявшую в углу гитару, сдул пыль, на секунду смутив Торика, и прочистил горло.
— Вот, последняя песня. Ну… в смысле, свежак от Валерыча.
Пальцы двигались уверенно, четко, выдавая энергичные отрывистые аккорды. Это было явно подражание Высоцкому, прикинул Торик, скажем, как в песне «На братских могилах не ставят крестов». Ему даже послышалось характерное хрипение, хотя высокий голос Роберта звучал иначе, да и слова были совсем другие.
.
.
— Как тебе? — вдруг прервался Роберт, откладывая гитару.
— Это точно Валерыч сочинил? Ты не путаешь? — не поверил Торик.
— Представь себе. Это _новый_ Валерыч. Время меняет людей, особенно армия.
— Вообще здорово, хоть и мрачновато.
— Такие времена… Слу-у-ушай! — вдруг просиял лицом Роберт. — А как там наш волшебный прибор, работает? Сломался? А этот твой… деятель не починит? Ну да, дети — это святое. Мой-то? Да понимаешь, какая штука… Мне ведь пришлось потом как-то выживать, вот и продавал буквально все. Штаны свои продал, кроссовки… Нет, ты что! Да и кто бы его купил. Но пришлось… да, на детали на радиорынке… Голод — не тетка. Жаль, конечно. Идейка-то была живая, рабочая. Я подумал, может, на заводе наладили бы выпуск, а? Это хоть настоящая вещь, а не всякие там магнитные браслеты от всех болезней. Жаль, жаль.
Роберт демонстративно посмотрел на часы, вздохнул и встал с дивана.