Слава богу! Значит, в ближайшем будущем кризисов не предвидится. Отец расстроен?
– У вас с Тигом есть минут пятнадцать. Наказание будет суровым.
У нас с Тигом? На этой неделе мы не пропустили ни одного занятия. Что он там себе еще придумал?
– Наказание? Мы же не Чеви, позволь напомнить! И потом, мы ничего не сделали.
Она пристально смотрит на меня. Я останавливаюсь у холодильника. Я хочу есть. Этим утром все иначе, все изменилось благодаря Тигу. Не могу с уверенностью сказать, что я теперь другая, но такое ощущение, что я сильнее, чем когда-либо. И это случилось только благодаря ему.
– Ничего не сделали? Ты уверена? – спрашивает мама, улыбаясь краешком рта.
Я замираю.
– Если тебе нужно с кем-то поговорить… или ищешь совета, ты всегда знаешь, где меня найти, дорогая. Вне зависимости от того, что там себе думает твой отец! Ты взрослеешь, невозможно все время ограничивать себя… И, если ты хочешь, ну, я не знаю, выпить какие-нибудь таблетки, отправь мне сообщение, – добавляет она шепотом.
Так, ее поведение, мягко говоря, очень странное. Неужели она что-то знает? Как такое возможно? Мы с Тигом всегда так осторожны. Не может быть.
– Елена! – кричит отец.
Я хмурюсь, когда он врывается в кухню. Он и в самом деле в бешенстве.
– Ты можешь мне объяснить, что это такое? – Он трясет передо мной трусами Тига.
Точно, он был в них, когда заходил в мою комнату вчера ночью. Должно быть, мы забыли их на полу у кровати.
Я чувствую, как по телу поднимается жар, от стыда даже дышать тяжело. Думаю, мое лицо сейчас все пунцовое, словно его только что достали из печи.
– Могу ли я узнать, почему на меня кричат из-за каких-то грязных трусов? Поднимись двумя этажами выше и спроси, там должны знать! – Я делаю вид, будто я ни при чем.
– Там – это в смысле в твоей комнате, у кровати? Объясни-ка мне, что
– Дэниэл, следи за языком! – поправляет его мама.
И они еще удивляются, почему я так люблю некультурно выражаться. Яблоко от яблони…
Мама, кажется, совсем не удивлена услышанному. Она улыбается и подмигивает, когда мы встречаемся взглядами.
Я пытаюсь придумать хоть сколько-нибудь правдоподобное объяснение, чтобы не умереть от стыда. Последние несколько месяцев с отцом стало крайне тяжело общаться. Как в таких условиях объяснить ему, что я влюбилась в сироту, которого он принял в нашу семью?
Идея!
– Как тебе такое объяснение: я разбирала корзину с грязным бельем из ванной комнаты, и они выпали где-то по пути. Но, конечно же, ты сразу навоображал себе черт знает что.
Я могла бы сказать ему правду: что я занимаюсь сексом с Тиганом и что он ничего не сможет с этим поделать. Но что-то мне мешает. Возможно, кто-то из нас к этому не готов. Возможно, даже мы оба не готовы. Я, наверное, вовсе разучилась разговаривать с отцом. Даже не знаю, когда это началось. Он отказывается что-либо понимать, не хочет видеть дальше своего носа, и у меня не выходит объяснить ему, что он делает не так. К счастью, маме обычно удается выступать между нами в роли переводчика.
– Елена, твой отец просто в шоке от того, что он сам себе придумал. Ему нужно немного успокоиться, – уверенно говорит она.
– Нет, я не успокоюсь! Неважно, как они там оказались! – Мои объяснения его явно не убедили. – С сегодняшнего дня Тиган переезжает вниз.
Я реагирую молниеносно. Я вовсе не горжусь тем, что играю на папиных чувствах, но отказаться от ночей в объятиях Тига выше моих сил.
– Серьезно? – парирую я. – Ты выставишь Тига из его комнаты из-за приступа непонятно откуда взявшейся паранойи? Ты не забыл, что речь идет о сироте, которого всю жизнь мотало из семьи в семью?
Отец расстрелял бы меня своим взглядом, если бы мог. Я уже собираюсь продолжить свою тираду, как вдруг осекаюсь. В проеме кухонной двери появляется Тиган. Он зол. Как всегда по утрам, он опускает глаза и делает вид, будто никого не замечает, но я уверена, что он прекрасно слышал мои слова про сироту.
Он входит на кухню, словно привидение. Мы молчим. Не поднимая глаз, Тиг толкает меня плечом, чтобы добраться до холодильника. Бутылки, стоящие в дверце, звенят. Он достает одно пиво и резко закрывает холодильник.