Обретешь в бою

— Скажите, только откровенно: вам здесь нравится?

— Нет, — не задумываясь, ответила Вера Федоровна.

— Вот в этом все дело. Больше к нам не ходите. Пейте валерьянку.

Но валерьянка болей не сняла. Тоска по утрате того, что составляло главный смысл ее жизни, усиливалась, и, как ни старалась Вера Федоровна отогнать ее, ничего не помогало. Она не находила себе места. Только сейчас она поняла, что одной любовью к семье жить не может. Какой же выход? Уехать? Вновь вести раздельное существование? Вновь оставить детей без отца? Нет, это выше ее сил.

В одну из таких минут мучительного раздумья родилась отчаянная мысль: создать театр балета.

Вера Федоровна не сразу поделилась с мужем своими замыслами, боялась: а вдруг не поймет ее, вернее, не поверит в ее силы. Она и сама думала об этом робко, то отвергая множеством «нет», то снова находя пути, по которым предстояло добиваться задуманного.

Но Игорь Модестович так восторженно поддержал идею жены, что она даже не поверила в его искренность, — чересчур наигранной показалась эта восторженность. «Подбадривает, Чем бы дитя ни тешилось… Думает, пройдет».

А он был по-настоящему рад. Видел, что за последнее время Вера неузнаваемо изменилась. Поникла, потускнела, даже голос ее звучал приглушенно, словно не могла она набрать воздуха в легкие, вздохнуть полной грудью. Он все время чувствовал свою вину перед женой и был готов на любой шаг, на любую жертву, лишь бы его Вера стала прежней — веселой, жизнерадостной, деятельной.

Немало труда стоило убедить руководителей клуба организовать хореографический кружок. Танцевальный — пожалуйста — чечетка, русская пляска, украинские народные танцы. Но классика — помилуйте, это слишком! Целомудренное клубное начальство и представить себе не могло, что в помещении, где обычно проходят серьёзные собрания, вдруг появятся легкомысленные (да, да, именно легкомысленные!) танцорки в предельно откровенных костюмах. Не было в штатном расписании и должности для Веры Федоровны. И все же ей удалось настоять на своем. А зарплата? Что же, обойдется без зарплаты.

Так в старом клубе, почти лишенном подсобных помещений, появился новый кружок. На объявлении под словом «хореографический» пришлось для пояснения написать «балетный».

Тех, кто приходил записываться в кружок, Вера Федоровна предупреждала:

— Учтите, предстоит тяжелая работа. Упражнения, тренировки. По многу часов подряд. На сцену выпущу не раньше чем через год. А может быть, и позже. Как пойдет.

Некоторых такие слова отпугивали сразу, многие отсеивались потом — надоедало бесконечное число раз повторять одни и те же классические экзерсисы у станка, Но многие оставались.

Теперь прямо с завода Игорь Модестович спешил в клуб помогать жене. Долгие часы проводил он за роялем, безотрывно наблюдая за учениками. Он делил с Верой все радости и огорчения. Огорчений было больше. Очень трудно прививать людям со сложившимися манерами, выработанной походкой, с костяком, потерявшим гибкость, те качества, которые не были усвоены в детстве. С девушками, правда, легче — они по природе своей грациознее и восприимчивее. Но вот приходит такелажник, мешковатый и неуклюжий, и попробуй выработать у него гибкость и плавность движений, красивую осанку, благородство манер.

Часто, очень часто казалось Игорю Модестовичу, что жена взвалила на себя непосильную ношу. Казалось это и Вере Федоровне. Но такими грустными мыслями они никогда не делились, хотя ничего не таили друг от друга. Они оба отлично знали, что балетное искусство все еще считалось для самодеятельных кружков недосягаемым, что взрослых можно разве что научить плясать. Эксперимент был трудный.

Вера Федоровна приходила домой измочаленная, опустошенная. Каждое неудачное движение ученика вызывало у нее напряжение не только нервов, но и мышц, такое же напряжение, какое возникает в теле борца, следящего за схваткой на ковре, или у запасного футболиста во время матча. Угнетающе действовала и обстановка клуба. Занятия ей разрешили проводить в небольшой комнатенке, где негде было развернуться, на три прыжка в длину, всегда грязной, потому что уборщицы считали Сенину «вольноопределяющейся», никаких прав над ними не имеющей, и лишней работы не делали. На сцену они кружковцев не пускали, щадя полы, — расшатают, сотрут. Вере Федоровне по контрасту вспоминался великолепный тренировочный зал в Киевском оперном, с огромными зеркалами по стенам, с любовно сделанными станками, с раздевалками и душевыми, и воспоминания эти наполняли ее жалостью к самой себе и к своим подопечным.

На беду, многим ученикам не хватало еще и, общей культуры. А без нее разве можно требовать красноречивой фразировки танца, создания глубокого образа? И вот тут неоценимым помощником оказался Игорь Модестович. Он проводил беседы об искусстве, штудировал с ребятами книгу хорошего тона, приобретенную в Москве в букинистическом магазине, учил красивым манерам. Не имеющий специального музыкального образования, но музыкально одарённый от природы, он стал даже дирижером небольшого любительского оркестра и сумел сделаться незаменимым.