Обретя крылья. Повесть о Павле Точисском

— Здесь, уважаемый Петр Николаевич, предписание о ведении дела других членов группы вашим ведомством. Кому намерены передать следствие?

— Вероятно, ротмистру Терещенко. Предполагаю пустить его по социалистам.

— Специализация, Петр Николаевич, узкая специализация, — губы министра дрогнули в усмешке.

— Имею опасение, граф, что со временем нам потребуется немало таких следователей.

Знакомство вышло совершенно случайное. Оба в одно время оказались в трактире, на Литейном, сели за один стол. Час поздний, однако в трактире людно. Чадили свечи, махорочный дым плавал под самым потолком. То и дело хлопала дверь, впуская и выпуская народ. Компания извозчиков шумела о конях, сене, овсе. У стойки бранился с трактирщиком пьяный верзила. Баба в сбившемся платке, слезно причитая, тащила к выходу обвисшего кулем мужика в лаптях и расстегнутом армяке.

Сосед Павла, высокий рабочий со скуластым лицом и крупными мозолистыми руками, хлебая щи, заметил с огорчением:

— Вот она, Россия, пей — веселись, пробудился — прослезись.

Разговорились. Соседа Павла по столу звали Нилом. Был он значительно старше Точисского и работал на «Арсенале».

— Мы, Васильевы, отродясь петербуржцы, — с гордостью подчеркнул Нил. — Отец тоже арсенальцем был. Ты говоришь — из Екатеринбурга? Не слыхал.

— Город за Уральским хребтом. А в столицу приехал недавно, устроился на завод Берда.

— В Екатеринбурге почему не остался?

— Захотелось настоящей заводской жизни испытать.

— Настоящее мастерство у станка, а не на подсобке.

— Вы правы, — согласился Точисский.

— А велик город ваш, есть ли какие заводы?

— Из государственных — фабрики гранильная да механическая, на ней машины для золотых приисков делают. А кожевенные, свечной и водочный хозяевам принадлежат. Рабочих на них не более полтысячи насчитывается.

— Они, поди, каждый своим хозяйством живут?

— Водится такое, спайка слабая, друг за друга не постоят.

— Откуда спайке взяться? Думаешь, здесь она? Как же, на мастера с оглядкой смотрят. Своя рубаха ближе к телу. Когда невмоготу станет, вроде взбунтуют, раскипятятся, кажись, горы своротят. Но все порознь. Мастер на контору укажет, и хвосты поджали. Возьми хоть наших арсенальцев. В формовочном мастер, истый котяра, до девок охочий, одну поедом ел за то, что от него нос воротила. В прошлом месяце довел до белого каления: с лопатой на него кинулась. Ее с завода вышвырнули, формовочный шум поднял, а по остальным цехам отмолчались. Поостыли, и все прежним чередом… — Помолчал, хмурясь, потом спросил: — Ты что же, в подсобниках так и намерен ходить? Нет, брат, тебе рабочим ремеслом овладеть надо.

Павел кивнул головой:

— Сам того же мнения. Намерен в училище поступить…

— Ремесленное? Это хорошо, имея профессию, и работу отыскать полегче.

Трактир покинули вместе. Шли набережной канала, связывающего Адмиралтейство с лесными складами. У Манежа Павел остановился. Пологая лестница. Мраморные скульптуры Диоскуров.

— Диво дивное, какие руки надобно иметь, чтобы сотворить такое чудо? — восхищенно проговорил Нил. — Того и гляди — кони вырвут поводья.

— Это, Нил, итальянский мастер Паоло Трискорни высек. Близнецы Диоскуры, братья Елены, из-за которой разгорелась Троянская война… — Помолчав, Точисский спросил: — А вы знаете, Нил, что в декабре двадцать пятого года на Сенатскую площадь вышли восставшие полки? Их вывели офицеры с намерением отменить крепостное право и провозгласить конституцию. Россия, по их мысли, должна была получить управление, подобно Французской республике. — Павел воодушевился, чувствуя в собеседнике благодарного слушателя. — Знаете такое стихотворение?

Во глубине сибирских руд

Храните гордое терпенье,

Не пропадет ваш скорбный труд

И дум высокое стремленье…

Пушкин, Александр Сергеевич. Из его послания на каторгу ссыльным декабристам.

— Тебя бы к арсенальцам, вот бы послушали, а то дикарь дикарем, не то что грамоте, иные букв не знают.

— Не откажусь, если пригласите.

— По всему видать — ты, Павел, в гимназиях обучался, из интеллигентов, меня на «вы» величаешь, а тебе бы с нашим братом попроще, как равный с равным. Чтоб рабочий за барина тебя не принимал, с доверием к тебе. Ты ведь с трудовым сословием говорить намерен. Ко мне заходи по свободе, рад буду. Запомни адресок. По воскресным дням я завсегда дома.

И, уже отойдя, вдруг повернулся, окликнул:

— С ремесленным ты правильно сообразил, польза непременная.

До Нарвской заставы Точисский добирался на конке. Народу ехало не так много.

Воскресный день выдался тихий, хмурый. Над куполами церквей кричало воронье, на папертях теснились нищие и юродивые.

Лошади бежали весело, конка легко катила по рельсам. На перекрестках кондуктор названивал в колокольчик, покрикивал на зазевавшихся прохожих.

Обгоняя конку, на рысях проскакал разъезд драгун. Бравые молодцы один к одному, на подбор.

Потянулся фабрично-заводской Петербург с рабочими казармами и хибарами, зловонными улицами и кабаками, ночлежками и притонами.