Обретя крылья. Повесть о Павле Точисском

Иван появился в воскресный день, когда Точисский и Лазарев обедали. Пригласили к столу. Иван скинул пиджак, повесил на спинку стула. Усаживаясь, глянул на Павла насмешливо.

— Книжечку-то унесли.

— Без умысла. Ваши-то не отличаются гостеприимством.

— Вы тоже хороши. Петух задиристый. Видели, народ на Плеханова обозлен, а вы масла в огонь подлили. Однако книжечку вам дарю. Могу отдать и «Социализм и политическая борьба». Мне она ни к чему. — Иван повернулся, вытащил из внутреннего кармана пиджака книжку, протянул Точисскому. — Вы мне понравились, умеете драться. Поэтому и пришел сегодня к вам. Знаете, о чем я подумал в тот день? Драться нам надо вместе против общего врага, самодержавия, а не между собой. Ведь мы, члены группы народовольцев, не признаем, как и марксисты, существующий строй и решительно выступаем против него.

— Да, вы правы, Иван, цель у нас одна, но средства борьбы разные. У вас, народовольцев, благородные порывы, но метод, которым вы хотите преобразовать Россию, неприемлем. Разве поражения вам это еще не доказали?

Богомазов нахмурился, широкие брови сошлись на переносице:

— Так что же вы собираетесь делать? Вести политическую пропаганду среди питерских рабочих? Но я сомневаюсь, что наладите ее. Вас ждут поражения.

— Что вы хотите сказать?

— Разве вам ничего не известно о Благоеве? Полиция напала на след организации, а сам Благоев арестован.

Лицо Точисского сделалось суровым, он поднялся:

— Когда?

— Точно не знаю… Но сведения об аресте верные. Не исключайте, Павел, нашего метода. Повторяю: перед нами один враг — царь.

— Спорить не стану, но к террору ни сам не склонюсь, ни рабочих призывать не буду.

Богомазов отодвинул чашку.

— Народники! Слово-то какое, полновесное, торжественное. Слышите: народники! — подняв палец, посмотрел на Точисского и Лазарева. — За нами народ, масса. А кто. стоит за спиной социал-демократов, марксистов? Малая толика населения России, работный люд, мастеровщина, испорченный городом деревенский мужик. Фабрично-заводской уклад во вред России. Что характерно для политической жизни российского капитализма? Деспотизм, бесправие, мракобесие.

— Согласен, — подхватил Точисский. — Добавьте безземельного мужика, наводнившего город, и разный бродячий люд. Россия голодающая и безграмотная. Но при капитализме растет рабочий класс. Процесс этот связан с ростом промышленности. Вот вы изволили выразиться — рабочих малая толика. Однако только в Питере их до двухсот тысяч. Вон какая силища!

— Нет! — Иван решительно затряс головой. — Рано или поздно бомба героя-террориста всколыхнет всю крестьянскую Россию. Помните в «Колоколе»: к топору зовите Русь?! Вы, Павел, отказываетесь призывать рабочего к террору, но я верю — он к нему склонится.

— Значит, намерены идти к фабрично-заводскому сословию за подмогой?

— Не отрицаю. Точисский рассмеялся:

— Будем драться с вами, а пролетариев народовольцам не отдадим. И на «Колокол» не ссылайтесь, Иван, не то время. Надо считаться с реальностью. Вам ведь знакомы слова из «Манифеста Коммунистической партии» о том, что пролетариям в революции терять нечего, кроме своих цепей, приобретут же они весь мир.

— Марксизм применим к европейской действительности, но не к российской.

— Повторяетесь.

— Да, и буду повторять: мужик прошел школу социализма в сельской общине. Она веками приучала его к коллективизму. А где получить подобное обучение пролетарию? В трактире?

В разговор вмешался молчавший до того Лазарев:

— Крайности, Богомазов. Долг интеллигента подготовить фабрично-заводской люд к восприятию социалистических идей в рабочих кружках самообразования.

— Знакомые речи, — усмехнулся Богомазов. — У вас это называется бороться за единство пролетариата. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Позвольте спросить, сколько столетий вы будете ждать этого единения?

— Хотите знать, Иван? — Павел подался вперед, положил на стол локти. — Недолго. Может быть, наше поколение уже увидит, как рабочий класс социально обновит землю, создаст общество, где не будет ни царя, ни фабриканта, тогда и мужик получит освобождение.

— Это по Марксу? — снова усмехнулся Богомазов.

— Я не причисляю себя к глубоким знатокам марксизма, но надеюсь, что именно по Марксу, — сказал Точисский.

— У России свой самобытный путь, — снова завел Богомазов.

Разговор начинал тяготить Павла. Битый час все об одном.

Он не успел возразить — заговорил Лазарев, который во время спора с интересом глядел то на одного, то на другого.

— Да бросьте, вы и деревни толком не знаете.

— Ах, простите, запамятовал, вы, Дмитрий, имеете знакомство с селом и русским мужиком через родственничков. Ведь ваш дядюшка поместьем владеет изрядным, не так ли?