Обряд

– Дед, ты чего?

– Ничего, – отрезал тот. – А что ты думаешь, я зажился-то? Дело незаконченное было…

– Хорошо, – кивнула внучка. – Объясни мне тогда, а почему эти видения именно сейчас пришли? Чего они ровно сто лет ждали, а?

– Проводника они ждали, помощника…

– Интересно, и кто из нас помощник? – скептически хмыкнула Тоня.

– А кто первый все это увидел, тот и помощник.

– Не поняла, это Инна у нас проводница?

– Проводница в поезде белье выдает, – возразил дед Захар. – А Инна проводник. Она видит глубже, чувствует тоньше. Мало того, что сама видит, так еще и вам разглядеть подсобила!

– Всегда знал, что ты ведьма! – восхищенно произнес Димка.

– Да, да, – кивнул дед Захар. – Бывают такие люди. Раньше их за такое на костер отправляли.

От такого внимания к своей персоне Инна засмущалась.

– Ну, хватит вам, – обронила она. – Лучше скажите, а орудие убийства нашли?

Прекратив жевать, все разом уставились на хозяйку.

– Что вы как эти! – вспыхнула та. – Вон Тоня видела, как Пылинка кинжал там или что, в яму столкнула! Неспроста же?!

– Фух, ты, – облегченно выдохнул Димка. – Я уж невесть что подумал!

– Нормальные вы, или нет! – возмутилась Инна. – Вообще к мелочам никакого внимания? Как фигню какую подумать, так, пожалуйста, а как извилинами шевельнуть, то беда! Нашли, или нет?

– Нашли, – качнула голой Тоня. – На рукоятке вензеля разные, а на лезвии заглавные буквы; «Т» и «О» с финтифлюшками.

– Интересно, и что это значит?

– А то и значит, что убивец есть Тарас Омельченко, несостоявшийся жених Антонины, – после некоторого молчания произнес дед Захар. – И еще это значит, что не зря я грех на душу принял…

– Деда… – ошарашенно протянула Тоня. – Да ты что? Ты его того самого?

– Да, порешил гада такого! – вскинулся тот. – А вы как думали? Сердце-то изболелось, и тайком от бати наведался я в деревню, да столкнулся с Тарасом нос к носу. Все бы ничего, так он насмехаться стал, что, мол, убегла от меня жинка. Я его в лоб спросил, а не к нему ли убегла? На что он оскалился, да к ножнам потянулся. Вот тут я его и утихомирил… навечно…

Удар у меня знатный был, быка мог повалить, а тут человечешко никудышный. Враз из него душонку поганую выбил, – вытерев усы, дед Захар вздохнул. – Да и признаюсь честно, не хотел жизни лишать, так уж получилось. С тех пор с камнем на сердце жил, а вдруг как напрасно грех на себя принял. А выходит, не напрасно…

Димка все приглашал гостей переночевать у них, но дед Захар уперся.

– Нет, милые мои, – приговаривал он. – Спасибо вам за все, но хочу под своей крышей эту ночь встретить. Не переживайте, у нас там и кровати есть и подушки и одеяла.

Встретившись с ним взглядом, Инна понимающе кивнула. Она знала, то последняя ночь для него, и хочет он ее провести в родных стенах, что сам возвел когда-то. Так же она знала, что ей сегодня точно не до сна будет…

Вот и ушли гости…

Дождавшись, когда муж уснет, Инна тихонько выскользнула из кровати и подошла к окну.

Участок преобразился. Никаких тебе сорняков и запустения. Серебрился в лунном свете роскошный сад и маленький курень. За круглым деревянным столом под раскидистой вишней сидел молодой казак с красавицей женой, да маленьким сынишкой. Возле их ног терлась светлая как речной песок кошка.

А вишня все роняла и роняла нежные лепестки, пока не скрыла милое видение за белой пеленой.

Дунул ветер, разогнал вишневое облако и унес с собой и сад, и курень, и живших когда-то людей…

А следующим летом прибился к порогу дачи Инны и Димки светло-палевый котенок. Кошечка с глазами зелеными и дремучими, как тот бурьян, что рос на соседнем участке год назад…

Часть вторая. Обряд.

Глава 1. Звонок.

Звонок от бывшей золовки раздался как гром среди ясного неба.

– Демид умирает, приезжай… – не поздоровавшись, бросила она в трубку.

Тоня даже не сразу поняла, с кем разговаривает. Забылся за двадцать лет властный голос сестры мужа, забылся…

– Слышишь меня, Антонина! Приезжай! Алле! – приняв молчание невестки за отвратительную связь, золовка начала дуть в трубку и аллекать так громко, что зазвенело в ушах.

– Да, слышу я, Устинья, слышу! – с трудом вспомнив имя бывшей родственницы, отозвалась Тоня.

А вот не надо было отзываться, и вообще, лучше бы и не отвечала на звонок с незнакомого номера. Не хотелось еще сотовый в руки брать, так и надо было прислушаться к чутью, и пройти мимо.

Так все одно бы дозвонилась Устинья, раньше, или позже, какая разница…

– Слышишь, так отвечай! – гаркнула золовка. – Когда приедешь?

– Не приеду я, – коротко бросила Тоня.

– А должна приехать, – припечатала Устинья. – Знай, что первой жене положено просидеть возле гроба мужа три ночи.

– Да плевать я хотела на ваши ненормальные устои! – не выдержав, заорала Тоня. – И какой еще, помилуй Господи, гроб! Он же не умер еще! – и чтобы не слышать дальнейшей чуши, запульнула телефон в открытое окно.