Обряд перехода

Он поцеловал мне грудь, пробуя, провел языком по соску, и тот набух против моей воли. Сердце, казалось, сейчас просто разорвется на кусочки. Стиснув друг друга в объятиях, мы принялись исступленно целоваться. И я сама не заметила, как колени мои раздвинулись…

На Корабле секс — это для взрослых. Если ты взрослый, то никакого значения не имеет, с кем ты спишь. Никого это не волнует. Но, как и везде, на Корабле люди тоже довольно последовательны и небезразличны к тому, что они делают. Не думаю, что мне захотелось бы сойтись с человеком, который ставит зарубки на спинке кровати по числу женщин, с которыми он спал. Те, кто только и ищет где бы да кого бы, те, кому все равно — где и с кем, слишком легкомысленно относятся к сексу. Я так не могу, я слишком уязвима. Мне нравится секс, но я никогда не стану им заниматься без симпатии, доверия и уважения к партнеру. Я знала Джимми почти два года, и почти все это время он мне нравился, но я не стала бы заниматься с ним любовью раньше, чем это произошло, так сказать, естественным путем.

В определенном смысле мы с Джимми были предназначены друг для друга. Встретились бы мы или нет, понравились бы мы друг другу или нет, но мы обязаны были бы произвести на свет минимум одного ребенка. Такова была рекомендация Корабельного Евгеника. Но это — почти механический процесс, не имеющий никакого отношения ни к совместной жизни, ни тем более к любви. И это прекрасно, что, узнав друг друга, мы смогли полюбить. В четырнадцать лет любовь еще не зрела, но не вечно же нам будет по четырнадцать лет. Официально мы еще не были взрослыми, но мы нуждались во взаимной поддержке, и к тому времени я уже не видела особого смысла в суровом соблюдении всех канонов. Если мы не вернемся на Корабль, то какое кому до нас дело? А если мы все-таки вернемся, то официально станем взрослыми, и вопрос вообще снимается.

И мы занимались любовью в палатке, под стук дождя и завывание ветра, и в объятиях друг друга мы чувствовали себя в безопасности. Это было здорово! Ни один из нас не знал — что и как нужно делать, только теоретически, и мы были неуклюжи, словно слепые котята. Но платой за нашу неопытность была радость познания, и в самой высшей точке наслаждения таился намек на нечто еще не достигнутое.

Позже, когда мы тихо лежали, обнявшись, Джимми спросил:

— Ну, как оно было?

— Нужна постоянная практика, — ответила я. И, уже засыпая, добавила: — Это здорово утешает.

На следующую ночь мы привязали лошадей в лесу — за много миль от того места, где разбивали лагерь вчера. Достигнув склона гигантской горы в конце дня, мы затем прокрались сквозь подлесок — посмотреть на армейский комплекс. Внизу, в чаще между холмов, купаясь в золотистом закатном свете, лежал городок. На окраине его, ближе к нам, находилась наша цель — военная база, которая, как и положено, охранялась часовыми со всех сторон, а на плацу стоял тот самый разведкорабль.

— Любопытство, понимаешь, меня одолело, — рассказывал Джимми, — откуда у них взялся разведкорабль. Я туда прокрался, чтобы все рассмотреть, и попался по глупости, совершенно случайно.

С трех сторон плац окружали здания. Открытый торец его был дальним от нас и, соответственно, ближайшим к городку. Среди построек базы росло несколько деревьев, и вся ее территория была обнесена частоколом из металлических пик. От ограды до ближайших зданий было примерно футов сто. Джимми показал сквозь листву:

— Видишь, вон там, прямо, двухэтажный дом? Это их штаб. Они меня держали там, пока из города не прибыла полиция. Там и должно быть мое снаряжение.

Двухэтажное из красного кирпича здание штаба было самым большим на базе. Остальные постройки почти все были одноэтажными — казармы, конюшни и прочее.

Мы засекли, сколько времени нужно часовым для обхода, — медленным шагом они промеряли свои участки из конца в конец минут за двадцать, останавливаясь поболтать при встрече на границе участков. Так они коротали дежурство.

— Если даже мы оглушим часового, больше чем на двадцать минут рассчитывать нельзя, — сказала я.

— Да, — согласился Джимми. — Но лучше никого не глушить, а проскочить незаметно.

Все тщательно осмотрев, мы уползли обратно в лес, к привязанным лошадям, и наскоро перекусили. Ошибка Джимми заключалась в том, что он сунулся в лагерь слишком рано, когда часовые были настороже. Оба мы устали от езды верхом и поэтому отправились спать задолго до темноты.

Проснулась я от толчка.

— Подъем, — шепнул Джимми. — Пора.

Мы не пожалели времени, чтобы спуститься с горы как можно тише. Я радовалась, что рядом со мной идет Джимми, вместе мы составляли отряд, и я чувствовала себя тигром и «сущей фурией» в гораздо большей степени, чем если бы шла на штурм базы в одиночку.

От кустарников до ограды было футов двадцать расчищенного пространства, и мы скорчились на последней линии кустов, с трудом различая в темноте за оградой контуры двухэтажного здания.

— Тихо, ш-ш-ш, — прошипел Джимми, сжав мою руку. — Часовой…