Обряды возвращения к жизни

После описания предсмертной агонии автор сообщал, что вдруг почувствовал, как ему стало легко. «Я увидел, что стою один посреди комнаты; справа от меня, обступив что-то полукругом, столпился весь медицинский персонал… Меня удивила эта группа; на том месте, где стояла она, была койка. Что же теперь там привлекало внимание этих людей, на что смотрели они, когда меня уже не было, когда я стоял посреди комнаты?

Я подвинулся и глянул, куда глядели все они.

Там на койке лежал я.

…Меня охватило только недоумение: как же это? Я чувствовал себя здесь, между тем и там тоже я…

Я хотел осязать себя, взял правой рукой левую: моя рука прошла насквозь; попробовал обхватить себя за талию — рука вновь прошла через корпус, как по пустому пространству… Я позвал доктора, но атмосфера, в которой я находился, оказалась совсем непригодной для меня; она не воспринимала и не передавала звуков моего голоса, и я понял свою полную разобщенность со всем окружающим, свое странное одиночество, и панический страх охватил меня. Было действительно что-то невыразимо ужасное в том одиночестве… Я глянул, и тут только впервые перед мной явилась мысль: да не случилось ли со мной того, что на нашем языке, языке живых людей, определяется словом «смерть»? Это пришло мне в голову потому, что мое лежащее на койке тело имело совершенно вид мертвеца…

В наших понятиях со словом «смерть» неразлучно связано представление о каком-то уничтожении, прекращении жизни, как же я мог думать, что умер, когда я ни на одну минуту не терял самосознания, когда я чувствовал себя таким же живым, все слышащим, видящим, сознающим, способным двигаться, думать, говорить?

…Вспоминая и продумывая впоследствии свое тогдашнее состояние, я заметил только, что мои умственные способности действовали и тогда с такой удивительной энергией и быстротой…»

Продолжая рассказ о жизни человеческой души после смерти его телесной оболочки, приведем еще несколько отрывочков, показавшихся нам интересными. Вот отрывок из небольшого повествования Фотия Контоглу.

«…Сон еще не овладел мною, я не знаю, бодрствовал ли я или заснул, как вдруг передо мной возник странный человек. Он был мертвенно бледен. Глаза его были как бы открыты, и он смотрел на меня с ужасом. Его лицо было как маска, как мумия. Блестящая темно-желтая кожа туго обтягивала его мертвую голову со всеми ее впадинами. Он как бы тяжело дышал. В одной руке он держал какой-то странный предмет, который я не мог рассмотреть, а другой держался за грудь, как будто испытывал страдания.

Это существо наполнило меня ужасом. Я молча смотрел на него, а он на меня, как бы ожидая, что я узнаю, несмотря на всю странность его облика… Голос сказал мне: «Это тот-то и тот-то». И я немедленно узнал его. Тогда он открыл рот и вздохнул. Его голос донесся откуда-то издалека, как из глубокого колодца.

Он испытывал тяжкие муки, и я страдал за него. Его руки, ноги, глаза — все показывало, что он страдает. В отчаянии я хотел помочь ему, но он дал мне знак рукой остановиться. Он начал так стонать, что я похолодел. Затем он сказал: «Я не пришел; меня послали. Я безостановочно трясусь, у меня кружится голова. Моли Бога сжалиться надо мной. Я хочу умереть и не могу. Увы! Все, что ты говорил мне раньше, верно. Помнишь ли, как за несколько дней до моей смерти ты говорил о религии? Со мной были двое других, неверующих, как и я, друзей. Ты говорил, а они посмеивались. Когда ты ушел, они сказали: «Какая жалость! Интеллигентный человек, а верит в глупости, в которые верят старухи!»

Другой раз, и не один раз, я сказал тебе: «Дорогой Фотий, копи деньги, или ты умрешь нищим. Посмотри на мои богатства, а мне ведь хочется еще больше». Ты мне тогда сказал: «Разве ты подписал договор со смертью, что можешь жить, сколько хочешь и иметь счастливую старость?»

И я ответил: «Ты увидишь, до каких лет я доживу! Теперь мне 75, я проживу больше ста. У моих детей нет нужды. Мой сын зарабатывает денег больше, чем надо. Я не такой, как вы, слушающие попов: «Христианский конец жизни» и прочее… Лучше полный карман и никаких забот…» Сказав это, он стал поворачиваться то туда, то сюда, как будто бы он был на жаровне.

Я услышал его стон: «Ах! Ух! Ох! Ох!» Он помолчал немного, а потом сказал: «Вот что я сказал, а через несколько дней я был мертв! Я был мертв и проиграл спор! В каком я был смятении, какой ужас! Потерянный, я опустился в бездну. Как я страдал до сих пор, какое мучение! Все, что ты мне сказал, истина. Ты выиграл спор!

Когда я жил в том мире, где ты сейчас находишься, я был интеллектуалом, я был врачом. Я научился, как говорить и как заставить слушать себя, как высмеивать религию, обсуждать все, что попадается на глаза. А теперь я вижу, что все, что я называл сказками, мифами, бумажными фонариками, — правда. Мучение, которое я переношу сейчас, — вот что правда, это червь неусыпающий, это скрежет зубовный».

Сказав это, он исчез…»