Обручальное кольцо

Что ж, уныло подумал Росс, возможно, у нее есть основания радоваться. Ведь завтра она отправится к своему лорду Джеми. Ожидалось, что еще до рассвета рулевой увидит мыс Генри и, если удержится хорошая погода, к концу утренней вахты корабль продвинется далеко вверх по реке Джеймс.[18]

Через несколько дней Пруденс попадет в лапы к этому негодяю и будет глядеть на него своими доверчивыми глазами – зелеными, словно цветущий весенний луг. И что сделает мошенник – разобьет ее сердце отказом? Или поцелует и будет любоваться ее волосами, которые кажутся янтарно-огненными при свете лампы – вот как сейчас. Хватит ли у него ума насладиться ее смехом, забавным, дерзко вздернутым носиком, молочно-белой кожей? Оценит ли он доброту, которой дышит каждое ее слово? Или мерзавцу Джеми нужно лишь вонзить свое мужское достоинство поглубже в ее тело, и он не заметит ни очарования, ни нежности Пруденс.

Росс застонал и на миг зажмурил глаза. «Помоги мне, Господи! Еще один день». А завтра они достигнут берега. И тогда он будет спасен.

Когда-то с Мартой Росс был таким невинным. Все эти годы ухаживаний за ней… Да, он был настолько поглощен своими занятиями, что на вожделение просто не хватало времени. К тому же Россу претило распутное поведение друзей-студентов, которые были готовы удовлетворить свою похоть с любой попавшейся на пути уличной девкой… Нет, он не мог подражать им. Но почему-то был уверен, что рано или поздно, когда Марта окажется в его объятиях, все у них будет хорошо.

И в итоге дарами, которые он принес на их брачное ложе, оказалось многолетнее воздержание и непорочность так и не проверенного в деле мужского достоинства. Но все же мало-помалу они научились доставлять удовольствие друг другу. Росс прислушивался к разговорам в кофейнях, когда речь заходила о женщинах и о всевозможных способах, которыми мужчины испокон веков удовлетворяют их. После этого он возвращался домой, горящий желанием применить в деле свое новообретенное знание. И Марта, застенчивая и невинная, все же порой с готовностью отдавала свое тело его неловким попыткам. По мере приобретения опыта их страсть расцветала, словно пышный цветок, выращенный в «оранжереях» любовных ночей. Росс просыпался по утрам, сжимая жену в объятиях, и думал, что это счастье превыше райского блаженства.

А потом она погибла. И желание увяло, словно его никогда не было. Поначалу, когда Росс сгорал от любовного томления по Марте, он удивлялся, как же католические священники умудряются соблюдать обет безбрачия и при этом не терять разума от властных призывов плоти. Теперь же он это понимал. Его страсть умерла вместе с Мартой, потребности плоти исчезли, как и его единственная настоящая любовь. Росс был убежден, что навеки предан Марте, поэтому ему казалось естественным, что все мирские страсти оказались похороненными вместе с ней.

С Мартой он испытал подлинное блаженство. И сознание этого помогало пережить дни, недели, а потом и месяцы горя. И если его сердце терзали муки, то по крайней мере к душевной боли не добавлялись страдания плоти.

Пока не появилась Пруденс… Росс не знал точно, когда это началось, но в какой-то миг заметил, что мысли о ней обуревают его днем и ночью. Порой в грезах перед ним вставали дразнящие видения, он вспоминал ее тело, вкус ее губ, бархатное прикосновение нежной руки… А потом одергивал себя, проклиная свою слабость. Иногда, проснувшись в тускло освещенной каюте, Росс видел, что Пруденс лежит в его объятиях, но сколько ни ругал себя, у него не хватало духу отодвинуться от нее.

Росс снова застонал: «Прости меня, Марта. Прости… Я оказался настолько вероломен, что позволил себе мечтать о другой женщине! И если я сойду с пути истинного и позволю случиться немыслимому…»

– Защити меня, Господи, – чуть слышно прошептал он.

Да, оставался еще один день. А потом Пруденс навсегда исчезнет из его жизни.

– Не удостоите ли вы нас еще одной песенкой, Марта?

Пруденс натянуто улыбнулась Сент-Джону и посмотрела в дальний угол кают-компании, где Росс сидел за столом, держа в руке бокал с вином. Весь вечер он не сводил с нее сердитого взгляда. Росс пребывал в каком-то странном раздраженном настроении, и Пруденс совсем не хотелось оставаться с ним наедине. Но позволит ли он ей задержаться?

Вообще всю минувшую неделю с Россом творилось нечто непонятное. Нельзя сказать, чтобы он злился или излучал привычную холодность. Но с Пруденс он вел себя напряженно, даже грубо и все время стремился уединиться. Как будто его тяготили какие-то тайные, недоступные ей мысли. Пожалуй, Пруденс предпочла бы этой спокойной и сдержанной отчужденности гнев: тогда она по крайней мере не сомневалась бы, что в душе Росса еще осталось нечто человеческое.

С того печального дня, когда разразился шторм, они ни разу не говорили о тяжкой участи Тоби Вэджа. Пруденс по-прежнему терзало чувство вины, и она понимала, что Росс тоже недоволен собой. А что касается самого несчастного матроса…