Обручённая

Шум становился громче; было мгновение, когда ей показалось, что крыша ее темницы затряслась от ударов или под тяжестью чего-то тяжелого, что упало либо было брошено на нее. Едва ли человеческий мозг мог долго выносить эти ужасные звуки, но, к счастью, долго они не продлились. Другие, все более удалявшиеся звуки показали ей, что одна из сражавшихся сторон отступает; наконец воцарилась полная тишина.

Теперь Эвелина могла без помех размышлять над своим бедственным положением. Битва окончилась, и она заключила, что победа осталась за ее друзьями, ибо иначе победившие разбойники извлекли бы ее из темницы и увезли с собою как пленницу. Но что значила для Эвелины победа ее друзей и слуг? Они, очевидно, не заметили ее укрытия, она осталась на поле битвы, чтобы снова оказаться в руках врагов, если они вернутся, или умереть во тьме от голода и жажды самой ужасной смертью, какую когда-либо изобрел тиран и принял мученик; смертью, о которой несчастная девушка не решалась помыслить и только молилась, чтобы муки ее не были долгими.

В этот страшный час она вспомнила о кинжале, который был при ней; и у нее мелькнула мрачная мысль, что, если мучения станут нестерпимыми, прекратить их будет в ее власти. Содрогнувшись перед этим страшным выбором, она в тот же миг сообразила, что для ее оружия можно найти менее греховное применение, и, вместо того чтобы прекратить ее страдания, оно может помочь ей выбраться на свободу.

Едва перед ней блеснула эта надежда, как дочь Раймонда Беренжера попыталась осуществить ее; не без труда ей все же удалось переменить положение, а это позволило ей ощупать всю ее темницу, в особенности проход, через который она туда попала и по которому теперь надеялась выбраться на свет дня. Она подползла к выходу и обнаружила, что он, как она и ожидала, был так плотно забит крупными камнями и землей, что почти не оставлял надежды на спасение. И все же камни были положены наспех, а жизнь и свобода — столь ценные дары, что побуждают к усердному труду. Эвелина расчистила кинжалом землю и дерн; руками, непривычными к такой работе, отодвинула несколько камней и преуспела настолько, что перед ней блеснул свет, и слегка повеяло свежим воздухом. Вместе с тем она убедилась, что размеры самого большого камня, который загораживал вход, не оставляют ей надежды выбраться на свободу без посторонней помощи. Пусть так, но ей сделалось легче от того, что к ней проникли воздух и свет и появилась возможность звать на помощь.

Некоторое время ее зов был тщетным; как видно, поле боя осталось за мертвыми и умирающими, ибо единственным ответом, который она услышала, были тихие стоны. Но она продолжала звать, и наконец слабый голос человека, только что очнувшегося от беспамятства, отозвался ей и произнес следующие слова:

— Не ты ли это, Эдрис, Подземный Житель, зовешь из могилы того, кто сам туда спешит? Неужели прервалась уже моя связь с живыми? И я слышу лишь слабые и жалобные голоса мертвых?

— Нет, я не призрак, — ответила Эвелина, радуясь, что может наконец сообщить о себе хоть одному живому человеку. — Не дух, а несчастная девушка по имени Эвелина Беренжер, замурованная и обреченная на ужасную смерть, если Господь не пошлет спасения.

— Эвелина Беренжер! — воскликнул с изумлением тот, к кому она обращалась. — Нет, это невозможно! Ведь мне был виден ее зеленый плащ и шапочка с перьями, когда ее увозили с поля боя, а я не мог помчаться на помощь, хотя все еще пытался это сделать, пока развевающийся плащ и колыханье перьев не скрылись из виду, а с ними исчезла у меня всякая надежда спасти ее.

— Верный вассал или верный друг или, быть может, любезный незнакомец, кто бы ты ни был, — ответила Эвелина, — знай, что ты был обманут хитростью разбойников; мой плащ и мою шапочку они действительно увезли с собой и с их помощью направили по ложному следу верных друзей, которые, подобно тебе, тревожатся о моей судьбе. Зови на помощь, добрый человек; я боюсь, что негодяи, уйдя от погони, вернутся сюда, как вор возвращается к тайнику, где спрятал похищенное.

— Хвала Пресвятой Деве! — воскликнул раненый. — Я могу испустить мой последний вздох, верно служа вам. Прежде я не хотел трубить в рог, чтобы на помощь мне, недостойному, не поспешил кто-то из тех, кто пытается спасти вас. Дай Бог, чтобы сейчас мой рог был услышан, а глаза мои увидели леди Эвелину невредимой и свободной.

Слова эти, хотя и произнесенные слабым голосом, звучали восторженно. За ними последовали звуки рога, столь же слабые и не получившие никакого ответа, кроме эха. Раненый протрубил еще раз, сильнее и громче; но звук внезапно оборвался, словно на него истрачены были последние силы. В этот миг неуверенности и страха у Эвелины мелькнула догадка.

— Это был, — промолвила она, — призывный клич рода де Лэси. Неужели вы мой благородный родственник, сэр Дамиан?