Обрученная с Князем тьмы

– Успокойся, брат Мартин! – перебил его инквизитор. – Пусть она говорит, что знает, а ты, как подобает, аккуратно записывай ее слова. Итак, обвиняемая признала, что она – жена торговца фрау Маргарита Ситтов…

Он потер ладони, словно почувствовал холод, и задал следующий вопрос тем же мягким, отеческим тоном:

– Скажи, дочь моя, когда именно ты впервые вступила в сношения с дьяволом?

– Что ты такое говоришь, господин… святой отец? – Фрау Ситтов истово перекрестилась. – Разве можно даже поминать его имя? Меня страх берет…

– Отвечай! – выкрикнул помощник инквизитора, привстав. – Отвечай на вопросы и не говори лишнего!

– Я добрая христианка! – проговорила женщина с возмущением. – Мне противна сама мысль о… о том, кого ты помянул!

– Вот как? – Инквизитор зашуршал листами протокола, положил один из них перед собой и продолжил с прежней мягкостью: – А вот тут у нас есть показания свидетеля, который утверждает, что ты, дочь моя, занималась богопротивным колдовством!

– Не знаю, что там написано, но только это ложь! – выкрикнула женщина. – Я добрая христианка и к колдовству не причастна! Спросите кого угодно!

– И ты не собирала по утрам в пятницу росу? – вкрадчиво проговорил брат Бернар. – И не подкладывала в наволочку своего мужа заговоренные травы?

– Росу? – удивленно переспросила фрау Ситтов. – Ну да, я собирала росу, она очень хороша для мытья волос… Что же в этом плохого, господин… святой отец? Всякая женщина знает, что от росы волосы делаются свежими да мягкими!

– Пятничная роса, дочь моя! – сурово произнес инквизитор. – Всякий знает, что именно пятничная роса обладает волшебными, колдовскими свойствами.

– Да я уж и не помню, сказать по правде, в какой день я ее собирала… – растерялась обвиняемая. – Я собирала ее во всякий день, когда была в том надобность…

– Когда была в том надобность, – повторил инквизитор. – Записал ли ты эти слова, брат Мартин?

Помощник кивнул, и инквизитор продолжил:

– А что насчет заговоренной травы, которую ты подкладывала в наволочку мужу?

– Заговоренной? – переспросила Маргарита. – Это была самая обыкновенная трава – мята да повилика. Все знают, что, ежели положить эту траву в наволочку, сон будет крепче и сновидения приятнее. Вот я и клала эту траву в наволочку Генриха, дабы ему лучше спалось… это истинная правда, господин… святой отец!

– Только для того, чтобы ему хорошо спалось? И не было у тебя при этом никаких дурных целей?

– Конечно, не было, святой отец! Что же тут дурного?

– Может, ты и другие травы собирала?

– Конечно, святой отец! Я собирала разные травы, не только мяту и повилику, но еще чабрец, и чабер, и травку вкусночиху. Все знают, что ее хорошо добавлять в жаркое.

– Вот как! Записываешь ли ты все это, брат Мартин?

– Непременно!

– Кто же научил тебя, дочь моя, собирать эти травы?

– Моя покойная матушка! – бесхитростно ответила женщина. – Она была хорошая хозяйка.

– Вот как! – инквизитор потер руки. – Значит, ты научилась этому от матери… Может быть, она научила тебя и тому, какую траву собирать по средам, какую – по пятницам, какую в канун святых праздников?

– Не припомню, святой отец… – Женщина задумалась. – Правда, она говорила мне, что мяту и правда лучше собирать прежде Троицы…

– Вот как! Значит, прежде Троицы… в этом ты сходишься с прочими ведьмами, они в один голос твердят, что травы, собранные после Троицы, не имеют колдовской силы, Господь в своем неизмеримом милосердии лишает их ее…

– Не знаю ничего про колдовскую силу, но после Троицы мята становится жесткой от летнего зноя.

– Не смей перебивать брата инквизитора! – прикрикнул на женщину секретарь. – Отвечай, только когда тебя спрашивают!

– Не горячись, брат Мартин! – смиренно проговорил инквизитор. – Мы должны быть кроткими и терпимыми, как агнцы! Именно этому учит нас мать наша святая католическая церковь!

Он прошептал слова молитвы, как бы собираясь с силами, и снова обратился к фрау Ситтов:

– Еще раз взываю к тебе, дочь моя: покайся, расскажи нам о том, как ты вступила в сговор с дьяволом, расскажи, как впала в страшный грех колдовства, как вредила честным христианам. Чистосердечное раскаяние облегчит твое сердце, и Церковь в своем милосердии дарует тебе прощение, примет тебя в свое лоно!

– Мне не в чем признаваться, господин… святой отец. Я невиновна в тех грехах, о которых ты говоришь. Меня оклеветали, святой отец, и я даже догадываюсь кто…

– Что ж, – инквизитор воздел очи к небу. – Мы были снисходительны к тебе, ибо Церковь учит нас милосердию и смирению даже к заблудшим овцам. Но ты не принимаешь наше милосердие, не хочешь открыть нам свою душу. Тогда у нас не остается иного пути, как применить к тебе всю строгость закона. Но прежде чем начать допрос с пристрастием, мы дадим тебе время подумать о своих грехах.

Брат Бернар повернулся к ландскнехту и приказал:

– Отвести еретичку в подземный каземат, дабы она могла без помех предаться раскаянию!

Подсудимую увели, и секретарь инквизитора ушел следом, но брат Бернар еще долго сидел в комнате для допросов, погрузившись в безрадостные раздумья.