Обрученная с розой

– Из города вам придется выбираться самим. Зато за чертой Лондона я смогу вас подобрать. Не у самых стен, разумеется, а, скажем, где-нибудь близ местечка Грэйс-Таррок на северном берегу Темзы. Однако покинуть столицу будет не так-то просто. Город буквально кишит людьми Ричарда Горбуна, и сам он, словно обезумев, носится верхом от Бишопгейтских ворот до Ньюгейтских и от Саутворка до Холборна. Его люди прочесали все гостиницы и постоялые дворы. Награда за вашу голову прельщает многих, и у герцога нет недостатка в помощниках. Как бы то ни было, я буду ждать вас в ГрэйсТарроке завтра в три часа пополудни. Постарайтесь прибыть вовремя, ибо долго стоять там, не привлекая внимание речной охраны, я не смогу. Ну а затем будем уповать на милость Всевышнего, дабы он послал нам попутный ветер до самой Франции.

На улице снова разгорелась свара. Кричали, суетились, кто-то рыдал, заходилась лаем собака. Майсгрейв еще о чем-то говорил со шкипером, но Анна не могла разобрать слов. Однако в этот миг, несмотря на всю безысходность и опасность их положения, она испытывала тихую радость. Ведь Филип Майсгрейв ради нее отказался от подарка королевы Элизабет. Если бы этот камень был ему дорог, он бы ни за что не расстался с ним.

– Вы не спите, леди Анна?

Это был Фрэнк. Капитан Джефрис и Майсгрейв вышли. Анна улыбнулась ратнику:

– Как твоя нога?

Фрэнк сказал, что еще заметно хромает, но ходить и даже пробежать небольшое расстояние, если понадобится,

сможет. Затем стал поносить капитана Джефриса, вспоминая какую неслыханную цену тот заломил. Анна спросила ИР было ли известий о судьбе Гарри. Фрэнк помрачнел.

– Я надеялся, что ему удастся скрыться в сутолоке. Но видно, не вышло. Этот каменщик, Перкен, приходил и сказал что всех, кого схватили, отправили в Саутворкскую тюрьму, скорей всего их ждет петля.

– О нет!

Анна не знала, как утешить Фрэнка.

Ратник сокрушенно вздохнул:

– Все в руках Божьих.

Когда вернулся Майсгрейв, Фрэнк Гонд и Анна, стоя на коленях перед его ковчежцем, молились.

Ночь прошла спокойно, насколько может оказаться спокойной ночь в буйном Уайтфрайерсе. То и дело на улице раздавались звон стали, выкрики или хоровое пение. Один раз под самым их окном какой-то гуляка, обнимающийся с хохочущей шлюхой, воскликнул заплетающимся языком:

– Какая жалость, милашка, что ты не графиня Уорвик. Я бы отвел тебя к нашему горбатому принцу и добрых шестьдесят английских фунтов веселили бы мне душу, как манна небесная.

Анна нахмурилась. Ее имя на языке у всего Лондона! На душе вновь стало тревожно. Она взглянула на Майсгрейва. Тот выглядел спокойным, как всегда. Он неспешно вычистил оружие, упаковал и пристроил за поясом письмо короля, перекусил и, расстелив плащ, прилег на тюфяке, небрежно облокотившись о стену.

– Как нам быть дальше? – спросила Анна. Не поднимая глаз, рыцарь пожал плечами:

– Дождемся утра. Все равно без Перкена и Джека-лодочника нам не удастся выбраться отсюда.

За окном зашумел дождь. Из тьмы долетел душераздирающий вопль. Анна перекрестилась и прочла про себя молитву. Ночь, мрак, неизвестность окружали ее, и единственной надеждой и опорой был этот сильный, сдержанный человек.

– Сэр Филип, мне жутко, – негромко сказала девушка – И я устала, я бесконечно устала от всех этих опасностей…

Филип повернулся, в полумраке его лицо казалось отлитым из бронзы.

– Все будет хорошо, миледи. До сих пор судьба хранила нас. Не может быть, чтобы это было понапрасну.

Девушка молчала, свернувшись клубком. В темноте нудно звенели комары. В этой конуре было знобко и неуютно. Хотелось сесть поближе к Филипу, прильнуть к его плечу, ощутить его силу и тепло. Как когда-то они рядом лежали у костра. Но теперь это было невозможно. Она не была больше Аланом Деббичем, и рыцарь никогда не скажет ей, как тогда:

«Иди сюда».

– Когда мы окажемся во Франции, прибудем к моему отцу и я вновь смогу открыто назваться своим именем, вы узнаете, как умеет быть благодарной дочь Делателя королей.

Она увидела, что Филип улыбнулся.

– Дай Бог, чтобы вы вновь заняли подобающее вам по праву рождения положение. Для меня будет величайшей наградой лицезреть свою отважную спутницу во всем блеске славы.

Перед его мысленным взором предстала дама в белом атласе, что приветствовала их в высоком зале Уорвик-Кастл. Как разительно отличалась она от этой измученной, напуганной девочки, забившейся в угол, вздрагивающей от любого шороха!

И хотя та нарядная леди и восхитила Филипа, он не мог не признаться себе, что эта Анна понятнее и ближе. При слабом свете масляной лампы он видел темные круги вокруг ее глаз и следы слез на щеках. И тогда он сделал то, на что никогда не решился бы в других обстоятельствах. Протянув руку, он погладил ее по голове, ласково разлохматив густые мягкие пряди.

– Все будет хорошо, миледи. Вот увидите, все будет хорошо.