Обрученная с розой

Он же расхохотался и стал обнимать ее. Анна сопротивлялась, пока он не нашел ее губы, сильно прильнул к ним. Его горячее дыхание опалило ее, блаженной слабостью растекаясь по телу. Она затихла, замерла в его властных, но таких нежных, покоряющих руках. А он, приподнявшись на локте, сказал тихим, охрипшим от страсти голосом:

– Знай одно. Я потерял голову, забыл долг и честь из-за пары этих коленок, угловатых плеч и изумрудных глаз!

Его лицо оставалось серьезным все то время, пока на ее устах распускалась улыбка. Точно звезды заблестели глаза. Гладкая, словно слоновая кость, кожа, казалось, жгла ему руки. С невольным стоном он прижал девушку к себе, его ласкающие губы заскользили по ее плечам, шее, груди. Анна Прерывисто задышала, выгнулась, потянулась к нему, как гибкая лоза, отвечая его желанию. И время снова перестало существовать для них…

Лишь на закате, когда колокола отзвонили к вечерне, они спустились вниз. Клодина Сигоне угостила их румяными блинчиками с густыми сливками. Они проголодались и ели с жадностью, но все равно не могли оторвать друг от друга сияющих глаз. Хозяйка не трогала их, молча сидела возле очага за прялкой» Возле ее ног, развалившись, дремал здоровенный белый кот.

На следующий день Анна оделась во все женское. Теперь она выглядела как обычная жительница Бордо – в белой полотняной рубахе с широкими, стянутыми на запястьях рукавами, черном корсаже со шнуровкой и ярко-алой. юбке с черной полосой по краю. Короткие волосы она спрятала под маленький, плотно облегающий голову чепчик с завязками под подбородком, который мило подчеркивал грациозную посадку ее головы, стройность точеной шеи.

Анна отказалась от грубых деревянных сабо и обула изящные темно-малиновые башмачки с узкими носами и завязками, крест-накрест обвивавшими лодыжки.

Когда она, румяная и смущенная, спустилась вниз, Филип лишь прищелкнул пальцами и кивнул. Анна приняла это как знак высшего одобрения, к тому же глаза рыцаря говорили гораздо больше.

Потом они долго гуляли по городу, и Филип теперь мог без опаски взять Анну за руку или обнять за плечи.

По узкой каменной лестнице они спустились к реке. Рыже-зеленые волны Гаронны покачивали длинные шеренги судов, мачты которых возносились выше кровель домов. Множество рыбачьих лодок сновало по широкой излучине реки. Вдоль набережной стеной стояли купеческие дома. В их чердачных окнах виднелись толстые балки с блоками, при помощи которых в верхние этажи поднимали товары, дабы уберечь их от сырости и крыс, этого бича прибрежных кварталов.

Богато разодетые важные купцы прохаживались среди тюков с товарами, пирамид бочек и мешков. По сходням сновали грузчики. Прямо на набережной Шла бойкая торговля свежей и соленой рыбой, у причала толпились жены рыбаков, которые в ожидании возвращения кормильцев оживленно болтали. Повсюду группами или в одиночку ходили моряки, загорелые, часто с серьгой в ухе, облаченные в широкие пестрые балахоны или суконные куртки до колен.

Горячий воздух казался густым, как рыбная похлебка, слышалась разноязычная речь, заключались сделки, зычно вопили зазывалы. Многочисленные витрины лавок вдоль набережной были завалены всевозможным товаром. Тут же вертелись и лоточники, предлагавшие товар вразнос, менялы перекладывали на своих ящиках стопки монет.

Анну и Филипа захватила и зачаровала кипучая жизнь богатого торгового города. Они бродили среди тюков с товарами, отведали прекрасную камбалу, которую жарили здесь же на углях и предлагали всем желающим. У Анны от всего этого изобилия разбегались глаза. Филип купил ей ручное «зеркальце в позолоченной оправе, расшитый бисером мешочек с мускусом и резной гребешок из яшмы. Девушка радовалась подаркам, как ребенок, смеялась, целовала его в щеку.

Вновь наступило время сиесты, и улицы Бордо, как по мановению жезла чародея, опустели. Из зарешеченных окон, где царил сумрак, веяло прохладой. Порой оттуда доносился женский смех или грубая ругань. Птицы смолкли. Лишь калеки и уроды, покрытые язвами и рубцами, жались в скудной тени соборов и, завидев редких прохожих, ковыляли навстречу, клянча милостыню. Листья платанов бессильно повисли от зноя.

В этот час, казалось, лишь в мастерских да кузницах не замирала работа. Здесь выплавлялась знаменитая бордоская сталь, а рядом ковались славные аквитанские клинки. В пещерной тьме кузниц мелькали в отсветах горнов полуголые тела в длинных, прожженных во многих местах передниках. Они казались существами из преисподней, орудовавшими тяжелыми молотами. Черные от копоти мальчишки-подручные трудились у мехов, раздувая пурпурные угли.

Вечер наступил неожиданно, словно чья-то рука одним махом прибрала дневное светило и осыпала зеленоватое небо пригоршнями звезд. Из-за зубчатых кровель города выплыла луна. Филип и Анна сидели на ступенях, а мадам Клодина, сложив руки на животе, неспешно рассказывала им о своей жизни.