Обрученная с розой

Не один еще раз все переменится вокруг тебя, переменишься и ты сама. Если же мы поступим так, как предлагаешь ты сейчас, ты никогда не сможешь убежать от угрызений совести, которые рано или поздно настигнут тебя и станут терзать. Со временем хмель любви пройдет, заговорит кровь, ты вспомнишь, кто ты и для какой участи рождена. Я никогда не смогу тебе этого дать, даже если посвящу тебе жизнь и отдам всю кровь. Не будет и мне покоя. Вспомни, как в церкви тебя.оттолкнул лакей… Он осекся.

– Но я осталась спокойна.

– Настанет миг, когда ты не сможешь сохранить хладнокровие. Я видел, как ты смотрела на нарядных дам из свиты герцога Карла. Ведь тебе хотелось оказаться среди них?

– Нет. Я научусь смирению. Леди Джудит Селден ровня мне, но счастлива с простым рыцарем.

– Но ты не Джудит Селден. Ты совсем иная.

– Я буду любить тебя всегда. Тебя одного. Он вздрогнул, вспомнив Элизабет Вудвиль. Когда-то эти же слова произнесла и она. Все так и было, пока блеск славы и золота не умертвил ее любовь. Теперь Анна. И тогда он впервые заговорил с нею об Элизабет, поведав историю их любви. Ему стоило немалых усилий, обуздав гордость, говорить об этом. Молчаливый по натуре, он принудил себя быть красноречивым, порой с трудом подыскивая нужные слова. Ему было необходимо убедить Анну в том, что речь идет не только о любви, но и о долге перед отцом, перед людьми, с которыми она связана. Он взывал к ней, твердя, что чистота крови, что течет в ее жилах, важнее любых сердечных привязанностей.

Филип не видел лица девушки. Она сидела отвернувшись от него, глядя в окно. Лицо Анны было неподвижно, словно изваянное из мрамора. Из широко распахнутых глаз медленно струились тяжелые слезы. И столько горечи было в безвольном изломе ее губ, в пустом, отрешенном взгляде, что у Филипа все оборвалось внутри.

– У нас есть любовь. Фил. С нею мы сильны. Ему не удалось разубедить ее, но голос Анны был слаб. Она поняла, что не в ее власти изменить его решение. Едва шевеля губами, она шепнула, почти выдохнула:

– Решайся, Фил. Умоляю тебя…

– Нет, моя родная. Не надо. Вспомни, что ты одна из Невилей, а они никогда ни о чем не просят.

Тень скользнула по лицу Анны. Губы плотно сжались, слезы высохли.

– Вспомни о том, что я обязан вернуться в Нейуорт, потому что отвечаю за землю своих предков. Больше того, Я женат и не могу, не совершив смертного греха, вступить в новый брак. Я оставил Мод в тягости, и наш с нею ребенок уже должен был появиться на свет.

Анна облизала губы и хрипло сказала:

– Ах да… Мод Перси. Я и позабыла о ней.

Она тряхнула головой, словно отгоняя все прочь, словно смиряясь. Но смиряясь строптиво. Отросшие волосы упали ей на глаза. Она рывком головы откинула их, затем сладко потянулась и уже в следующий миг прильнула к Филипу, ловя его губы.

Этой ночью она была как никогда жадной до его ласк, словно ее жег изнутри огонь. Раскованная и страстная, нежная и податливая, она трепетала в его руках – то бурная, словно море, то как ослабевшая волна. Но силы вновь и вновь возвращались к Анне, она тянулась к нему, глаза ее лихорадочно блестели, по телу пробегала дрожь нетерпения, горячие руки обвивали его шею, скользили по спине.

– Люби меня, люби! – не то молила, не то приказывала она

Голова кружилась от этого страстного шепота. Ее ничего не пугало, не смущало, она жаждала наслаждаться и дарить наслаждение сама. Филип и сам не мог остановить рвущийся горлом стон, когда, подхваченные любовным вихрем, обессиленные счастьем, они забывали обо всем на свете. Они были не в силах оторваться Друг от друга.

Филип заснул лишь на рассвете. Сквозь дремоту он слышал, как она что-то ласково шепчет ему, перебирая его кудри, прижимается щекой к его руке… Потом он погрузился в сон, но и во сне его руки искали ее.

Он резко вскочил. Место рядом с ним пустовало. Подушка была холодна – видимо, Анна поднялась уже давно. Филип окликнул ее и стал торопливо одеваться. В нем нарастала тревога, но он гнал ее прочь. Сейчас он спустится вниз, увидит, как она шепчется с мадам Клодиной или играет с ее котом.

Когда он натягивал рубаху, взгляд его упал на ларь у окна. Там лежала аккуратно сложенная стопкой женская одежда Анны. Два узких малиновых башмачка сиротливо стояли на полу.

Это еще ничего не значит! Мало ли для чего ей понадобилось вырядиться мальчишкой!

Он торопливо сбежал по ступеням. Хозяйка возилась у очага. Заслышав его шаги, мадам Клодина обернулась.

– Где она? – вскричал Майсгрейв.

Клодина Сигоне неспешно отведала из котелка.

– Уехала еще на рассвете. Велела передать, что вынуждена взять с собой немного денег.

– Куда?.. Куда она направилась? Ради самого неба, отвечайте!..

Женщина глядела на него с любопытством. Сегодня утром, когда эта юная англичанка предстала перед ней в (одежде мальчишки, она было решила, что это очередная шутка. Девушка держалась удивительно непринужденно, однако была бледна. Выпила чашку бульона, натянула перчатки, прихватила хлыст. Однако постоялец, слушая мадам Клодину, менялся на глазах.