Обрученная с розой

Шедший впереди высокий, закованный в сталь рыцарь, оглядевшись по сторонам, громко приказал прекратить грабеж.

Заслышав его голос, Элизабет встрепенулась. А рыцарь, сняв и передав оруженосцу шлем, резким движением сорвал стальную кольчужку, покрывавшую его голову и плечи.

– Доблестные рыцари Белой Розы! – громогласно провозгласил он, и его низкий твердый голос достиг всех углов обширного зала. – Разве герцогу по сердцу, когда вы грабите тех феодалов, которые по доброй воле впускают его людей в свои владения? Разве не запрещает он творить беззакония в стенах тех, кто признает его власть?

– Но, Филип! – воскликнул один из прибывших ранее воинов. – Этот замок принадлежит Джону Т раю, который отчаянно сражался на стороне Маргариты. Пожалуй, не будет ничего худого, если мы поживимся добром врага.

– Отменно сказано, сэр Мэтью, – надвигаясь на говорящего, произнес Филип. – Но слова ваши приличествуют скорее грязному мародеру, чем рыцарю, носящему цепь и шпоры. Вторгнуться среди ночи в жилище женщины и, пользуясь ее беззащитностью, учинить разбой – вполне достойно вашей доблести. Со слабыми воюют только трусливые псы.

Сэр Мэтью с рычанием отшвырнул тюк гобеленов в сторону и обнажил меч.

– Ты ответишь за эти слова, Майсгрейв! Филип также взялся за оружие.

– Отвечу всем, кто рискнет не подчиниться приказу Ричарда Йоркского и немедленно не покинет замок!

Сверкнули мечи, и воины, прибывшие с Майсгрейвом, встали рядом с рыцарем. Запахло схваткой.

Элизабет не глядя передала сына служанке и сделала несколько шагов вперед. Она не отрываясь глядела на Филипа. С разметавшимися по плечам кудрями, закованный в вороненую сталь, со сверкающим мечом в руке, он казался ей прекрасным, как архангел Гавриил.

Но кровь не пролилась. То ли сказалось напоминание о приказе Йорка, то ли никто не захотел тягаться со столь искусным воином и его людьми. Мэтью, а следом и остальные воины, побросав награбленное, покинули зал.

Сэр Филип вложил меч в ножны и шагнул к Элизабет.

– Можешь быть спокойна. Больше это не повторится. Я прослышал, что на твой замок собираются напасть, и, кажется, успел вовремя. Теперь все будет хорошо. Герцог благоволит ко мне, и я берусь добыть для тебя охранную грамоту.

Он снова говорил так, будто они расстались только вчера. В сердце Элизабет все перевернулось. Подойдя вплотную к Филипу, она жалобно попросила:

– Не покидай меня, мой Филип. Мне совсем плохо без тебя…

Он несколько мгновений пристально глядел на нее.

– Сейчас я должен уехать. Но я вернусь. Если… Если ты будешь ждать меня.

– Тебя, тебя одного! Пока не прервется дыхание… Тогда он наклонился и осторожно поцеловал ее. Как же она была счастлива! Сейчас, когда минуло так много времени и свершилось столько перемен в ее жизни, у нее все равно сладко замирает сердце, когда она вспоминает те их встречи в течение нескольких долгих месяцев.

Это была греховная любовь, но, растворяясь в ослепительном упоении ласками Филипа, Элизабет забывала обо всем на свете. Она раньше даже не подозревала, что ее тело способно испытывать подобное наслаждение. Супружеские ласки лорда Грэя казались ей теперь примитивной грубостью мужлана. Грубой плебейской дерюгой, в то время как утонченная страсть Филипа Майсгрейва окутывала ее, словно нежный шелк.

Сдержанная по природе, с Филипом она будто рождалась заново, и новая, не осознаваемая ранее, живая и животная природа женщины расцветала в ее теле. Это и притягивало, и страшило. Элизабет таила от всех свою любовь и тайком бегала в церковь, стремясь замолить свой столь отрадный грех.

Но вскоре все изменилось. Удача вернулась к Ланкастерам, и Филип Майсгрейв вынужден был удалиться в свои северные владения. В замок возвратился сэр Джон, и все пошло по-старому. У нее родился второй сын.

А война Роз все тянулась и тянулась. В это неспокойное Время люди утешали себя, приговаривая: «Все переменится», и все действительно необратимо менялось. Лорд Джон Грэй вновь отправился воевать, но на этот раз ненадолго. Ибо фортуна с пренебрежением отвернулась от партии Алой Розы, к власти пришел Эдуард Йорк, и началось то жуткое время, когда на дом Грэев посыпались всяческие невзгоды.

Лорд, жестоко изрубленный в одной из стычек, был доставлен в замок на носилках и теперь медленно умирал, а леди Элизабет с двумя малышами на руках встречала у ворот все новых и новых посланцев короля, которые всякий раз конфисковывали что-нибудь из имущества или земель ее мужа в пользу казны либо подручных Эдуарда.

В это время, словно добрый гений, появился Филип. Теперь он ничем не мог помочь ее семье, ибо сам не получил никаких льгот за преданную службу Йоркам, но само его присутствие, сияющий любовью взгляд, его бережное отношение к ней ограждали Элизабет от бездны отчаяния.