Обрученная со смертью (СИ)

Но я знала, что он этого не сделает, даже из жалости и сострадания (коих у него в принципе быть не должно). Он и появился тут лишь с одной целью — помочь и предотвратить возможный несчастный случай, причиной которому могло стaть моё не вполне осознанное и явно неадекватное поведение. Вот и вся правда. Никаких иллюзий на его счёт. Хотя, да, продолжаешь за них цепляться и за Астона тоже, поскольку ничего иного в качестве послабляющей анестезии тебе не предлагают. Вот и приходится судорожно выискивать в противоречии осознанного и воспринимаемого её мнимые ниточки с ускользающими вместе с быстротечным временем столь дорогими сердцу образами. Наблюдать со стороны, как Адарт сам набирает для меня ванную, как отмеряет с занятной для него точностью нужную порцию морской соли и несколько «капель» ароматического масла и каким при этом выглядит сам — невозмутимо спокойным, похвально уравновешенным и… да, до боли безупречным и красивым.

И только сейчас я замечаю, что он где-то и когда-то уже успел переодеться. Привычный мужской костюм земного кроя обязательно какого-нибудь синего оттенка сменила чёрная сорочка без единого шва и пуговицы, чем-то напоминающая тунику с невысоким воротником-стойкой. На счёт ткани не берусь судить, ибо не знаю даже сделана ли она из переплетённых нитей или непроницаемого литого материала. По крайней мере, как атлас не лоснится, а едва заметный рисунок как раз и проступает то ли нанесёнными поверх, то ли «пропечатанными» изнутри глянцевыми линиями знакомого орнамента по всему полотну, еще и в тон основного цвета.

Можно сказать, до меня только сейчас доходит, что я вижу его в чём-то подобном впервые, в том, что могло оказаться одеждой из его родного мира (что, кстати, тоже далеко не факт). И брюки, и «туфли» так же отличались от нашенских как материей, так и отсутствием швов на привычных местах. Но самое главное, выглядело всё это, и в особенности на безупречной фигуре Астона, весьма эффектно и довольно-таки неожиданно, тем более для меня, изводящейся в эти минуты неминуемым предстоящим едва не до потери сознания.

Я бы и рада зациклиться хотя бы на этом, да только понимаю, насколько это невозможно. Ведь Найджел как раз и переоделся (уже!) в этот ультрамодный фантасмагорический костюмчик для нашего с ним похода на бал Сатаны (или тематическую тусовку внеземных Демонов, суть всё равно одна!). И пришёл он сюда с той же целью — подготовить к данному выходу и меня! А я тут мысленно цепляюсь за его эфемерную жалость и сострадание.

И опять же, попытка отыграться на нём хотя бы мысленно, терпит полный крах практически сразу, разбиваясь на мелкие осколки о гранит никуда не исчезнувшей истины — Он такая же жертва обстоятельств, как и я! Вся его вина лишь в том, что он воспринимает сложившуюся ситуацию с должным ему опытом и врождённой стойкостью не человека, а цессерийца.

А когда он поворачивается ко мне и спрашивает:

— Ты сама сумеешь залезть в вaнную или нужна моя помощь? — тут уже всё… Как говорится, полный занавес, тушите свет.

Я что-то пытаюсь промямлить, но, видимо, не слишком убедительно, поскольку горло пережимает изнутри болезненной асфиксией, а руки банально отказывают и не слушаются, когда дрожащими пальцами цепляются за узел пояса халата, чтобы его развязать. Хочется остановиться и взвыть в голос, вырвать эту долбанную беспомощность к чертям собачьим, дать наконец-то волю слезам (пусть даже не полегчает ни на йоту). Да только ублюдочная гордыня ни в какую не уступает. Разве что в момент, когда терпение стона доходит до своего возможного предела, и он снова подходит ко мне впритык.

Молча перехватывает и отводит мои руки от пояса, преспокойно и без задержек развязывает его и так же уверенно, с привычным знанием дела снимает с меня халат. Следом идут трусики, при чём без какого-либо намёка на сексуальную подоплёку, а я в буквальном смысле ощущаю себя маленькой, не в меру раскапризничавшейся девочкой, которой только дайте повод похныкать и потопать ножками от недовольства. А вот большому и совершенно невозмутимому воспитателю на всё это глубоко начхать. Единственное, просто испытываю интуитивное волнение, когда его пальцы прикасаютcя к моей оголённой коже, вызывая волну ментолового озноба и чувственных мурашек, и никакого возбуждения или эротической волны в соответствующих местах. При всём при том, что сам момент и ситуация крайне интимные. Только эта совершенно иная интимность, на той грани, где уже давным-давно не осталось и камня на камне от неуместного смущения или стыда. И это связанo отнюдь не с растленной сущностью обоих. Такая связь может прослеживаться только между родителем и его ребёнком, либо очень близкой к друг другу парой (не обязательно супружеской). И самое шокирующее — чувствовать её прямо сейчас и именно с Астоном, когда с остервенелым упрямством запрещаешь себе вообще что-либо к нему испытывать, а не то чтобы тянуться физически и искать спасительной защиты в его объятиях от собственных тараканов.