Обрученная со смертью (СИ)

Не знаю. Не помню, чтобы мне было когда-то настолько страшно. Детские страхи не в счёт. Сопоставить с этим адом всё равно нечего. Разве что остаётся себя отпустить и дать предстоящему случиться, пребывая при этом в полном уме и трезвой памяти. Проблема в другом. Как справиться с обезумевшей паникой и этим грёбаным, до жути выедающим страхом? Я же теперь и шагу не сумею ступить, не покачнувшись или не споткнувшись. А дрожащие руки? Кажется, за версту видно, как их трясёт и меня вместе с ними.

— Давай лучше я. — не удивительно, почему у Астона не хватило терпения наблюдать со стороны за всеми мoими жалкими потугами. Я и сама себе казалась до отвращения никчёмной и ни на что не похожей. И это еще без слёз и истерик. Попытка дойти до ванной собственными силами и отвлечься на поиски соли с ароматической пенкой для предстоящего купания (или, точнее, неподвижного лежания в горячей воде), ничем конкретным для меня не закончилось. Я несколько раз открывала раздвижные дверцы нижних шкафчиков под столешницей с раковинами, после чего тупо зависала, глядя в упор на стеклянные полки и ни на чём определённом не задерживалась, ибо ничего перед собой не видела, уже через секунду другую забывая, зачем я вообще туда полезла. Потом, когда с третьей попытки вспомнила, то чуть было не упустила банку с солью вначале на полку (всё же тюкнув по ней пару раз не очень приятным на слух дребезжащим стуком), затем на пол, а в довершении — на столешницу. Но, вроде как, всё закончилось без жертв и разбитого стекла. Тогда-то Адарт и появился. Хорошо, что уже после того, как я поставила банку на твёрдую опору и теперь пыталась её открыть, забыв напрочь (и даже об этом не задумываясь), в какую сторону надо крутить крышку. С дрожащими руками это получалось… вернее, вообще никак не получалось.

А потом скользнул за моей спиной н, отразившись в зеркале чёрной тенью с бледным ликом ужасающе прекрасной смерти. Учитывая моё состояние и помутнённый взор, на тот момент я действительно пережила своеобразный микроинфаркт, правда сил пoдскочить на месте и закричать уже банально не осталось. Я бы приняла этот трэшовый удар, как и полагается с полным спектром защитной реакции организма и выбивающими из-под ног почву эмоциями. Но само спасительное осознание, что это стон и его осязаемая близость, практически сразу же окутала меня долгожданной анестезией с головы до ног, и в прямoм смысле предотвратила моё падение с окончательным срывом в эту жуткую бездну.

Я бы и сама к нему прижалась поплотнее, если бы не преследующий страх перед нашим неотвратимым походом в реальную преисподнюю (я нисколько почему-то не сомневалась, что она таковой и будет — эдакая помесь гравюр Гюстава Доре из «Божественной комедии» и более жутких картин Ганса Гигера). И я всё ещё разрывалась надвое — между ненормальными к этoму «человеку» чувствами с не менее невыносимым пониманием, что я оказалась в этой чудовищной ситуации только благодаря его стараниям. Лучше бы я его ненавидела во всех смыслах. По крайней мере, не сходила бы сейчас с ума от столь противоречивых ощущений, выворачивающих наизнанку и сознание, и внутренности. В таких ситуация не то что выпадаешь из реальности, а уже не видишь разницы между дoбром и злом, выискивая наименьшее в более отвратных формах самозащиты. Я даже допустила в свою голову якобы здравую мысль, что лучше бы мне оказаться в руках цессерийца подобного Гросвенoру, где я бы точно знала, что передо мной стопроцентный убийца, насильник и тот самый инопланетный завоеватель, заслуживающий только на полное уничтожение с нашей стороны — без права на помилование и всепрощение. Хотя перспектива стать умственной калекой после того, как мне сломали бы психику в данном варианте, не очень-то и прельщала.

И как, спрашивается, после всего этого о чём-то спокойно думать и на что-то наивно надеяться? У меня не было сил уже ни на что, только на физический самоконтроль. И появление стона в такой момент последнему совершенно не способствовало. Удивительно, что я как-то вообще сумела сдержаться и не разрыдаться в долгожданной истерике, особенно при соприкосновении с его физической близостью, настолько всепоглощающей и невыносимо осязаемой, что невольно хотелось закрыть глаза и раствориться в его Тьме навеки вечные.

Что ему стоило это сделать? Превратить последние секунды моего угасающего рассудка в бесконечную Нирвану иллюзорного мира, основанного лишь на наших обоюдных фантазиях. Пусть даже далеко не романтично безумных, но не настолько изводящих и убийственно мучительных, которыми теперь пугало наше реальное будущее.