— Издеваешься, да? Не мытьём, так катаньем? А вдруг я страдаю никтофобией? Об этом ты не подумал? Вот щас возьму и свалюсь с инфарктом, как потом собираешься со мной возиться? — не знаю, сработали мои слова или что-то другое, но погрузить меня в абсолютную темень явно не рискнули. Зато голос мой очень даже дрогнул, угрожая новыми, раздражающими даже мой слух всхлипами. Был ли это достаточно весомый аргумент в моих словах или звучащий в них искренний страх, но что-то да остановило этот грёбаный свет, где-то у черты между тусклыми сумерками и густыми тенями по углам, будто открывшими невидимые порталы в прятавшуюся за ними пространственную черноту.
Наверное, после этого моё сердце не прекращало свой учащённо-громкий стук ни на секунду. Такого внутреннего перенапряжения с ожиданием чего-то ужасного, непредвиденного и явно не чарующе-волшебного, я не испытывала за все те безумно долгие часы, что уже здесь провела. Казалось, кроме шипящего в ушах адреналина и вторящего ему надрывного ритма сердечной мышцы я ничего больше не слышала и на вряд ли сумела бы расслышать, если бы что-то где-то вдруг зашевелилоcь и издало едва различимый звук. А ведь я как раз этого и ждала, большими от страха глазищами всматриваясь в густые тени и мысленно упрашивая свой организм не играться с моим зрением. Если перед ним что-то вдруг поплывёт и дрогнет…
В общем, последующие полчаса (а возможно и час с лишним) превратились для меня в безумную и весьма действенную пытку. Изматывающую, выедающую сознание ядовитой кислотой кошмарного предчувствия и доводящую тебя буквально до убийственного отчаянья. Вот теперь до меня дошло окончательно, что всё это — далеко не развлекательные игры, и, если понадобиться, добавят что-нибудь ещё более доходчивое и ломающее твою психику на раз.
Так что к тому моменту, когда тусклый луч так называемого освещения вдруг начал приобретать желтовато-бордовые оттенки и увеличивать своё проникновение не равномерным рассеивающимся светом, а раздробленными пучками, окрашивая внутренности камеры в зловещую цветовую гамму хоть и тёплых, но отнюдь не успокаивающих бликов; я уже почти находилась на грани истеричного срыва. Да и не выглядел этот свет облегчающе-приятным. Ещё и чёрные тени по углам окрасились в багряно-бурые тона, oкончательно размывая границы между реальностью и скрытым за ним измерением в кровавый Сайлент-Хилл. Устроить для меня гипнотический кошмар с выпрыгивающими из стен адскими чудовищами, от которых даже будет осязаемо смердеть? Думаю, для стона это не такая уж и трудновыполнимая сверхзадача. Чёрт!
Ещё немного, и начну умолять его выпустить меня отсюда, при чём со слезами и прилагающимся набором клятвенных обещаний. Ибо закрыть глаза у меня теперь вообще не получится. А если и получится, то долго всё равно не сумею так просидеть.
Не могу с уверенностью сказать когда, но они всё-таки открылись! Эти чёртовы двери! Вынудив меня дёрнуться, едва не подпрыгнуть и даже сдавленно вскрикнуть. Кажется, я еще сильнее обхватила свои предплечья скрюченными пальцами, чувствуя, как глаза заволакивает пеленой моментально подступивших слёз, а пережитые до этого ужасы безумного предчувствия, выбивает немощной слабостью от нахлынувшего переизбытка щенячьей радости. Неужели я так была рада возвращению Астона? Быстро же он довёл меня до ручки.
Но факт оставался фактом. Я действительно была рада (не передать словами, как сильно) его возвращению. Хорошо, что от переизбытка чувств у меня окончательно пропал голос, да и его, как всегда, неприступно отчуждённый вид с отмороженным взглядом и бесчувственным выражением лица, едва ли располагал к дружеским беседам или приятному обмену любезностями. К тому же красный свет лишь усиливал его и без того прессующую ауру хладнокровного киллера, которого навряд ли волнует ваше самочувствие. Более того, он даже приоделся к такому случаю и наконец-то обулся. Только легче мне от этого совершенно не стало, как и было не совсем понятно, почему он выбрал строгий «чёрный» костюм (увы, но красное освещение явно скрадывало настоящие оттенки), только без галстука, и соответствующую однотонную сорочку с привычно расстёгнутыми верхними пуговицами. Решил произвеcти на меня дополнительное впечатление? Думаю, меня куда бы больше напугало, если бы он вошёл сюда абсолютно голым.
Хотя, сложно не признаться, но определённый эффект всё-таки был достигнут. Особенно он усиливался его неспешными передвижениями по камере и намеренно затянутым молчанием. Да и закрывшаяся за его спиной дверь не давала никаких надежд на ближайший отсюда выход. Значит, пытка не закончилась. И то что он подошёл к противоположнoй oт меня стене, повернувшись ко мне спиной, только подтвердило мои опасения.