Обрученные с идеей (О повести 'Как закалялась сталь' Николая Островского)

Это год шумной и повсеместной перестройки литературы, когда во всех концах ее, во всех прослойках и группах доходит до последней степени нервное возбуждение, продиктованное ожиданием перемен, и во всех концах члены многочисленных писательских ассоциаций и групп, готовясь к этим надвигающимся переменам, критикуют себя и своих оппонентов, яростно размахивая кувалдами резолюций.

Уходит в прошлое эпоха 20-х годов с ее групповой чересполосицей, с ее бурной самодеятельностью маленьких, средних и больших ассоциаций, кружков и кружочков, с ее бесконечной нетерпимостью и мгновенными сенсациями, с ее классовыми ступенями, трещинами, пропастями, платформами и мостами, с ее многочисленными теориями. Только что разгромлена последняя безумная теория, построенная на "индуктивном", от реальности идущеи классово-психологическом основании, - переверзевщина. Воцаряется новая эпоха в литературе - эпоха всеобщей государственной консолидации. И вот уже знаменитое постановление ЦК партии от 23 апреля 1932 года разом пресекает деятельность всех групп и ассоциаций, начиная со свирепого, измучившего всех РАППа и кончая последними попутническими пристройками, и в это новое, объединенное, освобожденное от старых колючек, перепаханное, ожидающее поле падают семена просмых всеобщих лозунгов: единый союз писателей, единый принцип: пишите правду, единый метод:

социалистический реализм. 1932 - год великого перелома в литературе. Три толстых столичных журнала определяют в ту пору суть и стиль литературной полемики.

Во-первых, "Красная новь" - журнал интеллигенции, журнал культурной революции и широкого просветительства, журнал, в котором любят бережно и терпеливо перевоспитывать страдающихх колеблющихся попутчиков, отныне, впрочем, уравненныпроавами со всей остальной писательской массой.

Во-вторых, "Октябрь": мощный форпост фабричной, заводской и деревенской тематики, оплот пролетарского духа, журнал, где гремят дискуссии о "Ведущей оси" Василия Ильенкова, о рабочих писателях и о необходимости "Магнитостроя в литературе".

И наконец, "Новый мир": журнал с безликим критическим отделом, имеющий, однако, и влияние, и огромный по тем временам тираж - благодаря сильнейшему отделу прозы: благодаря "Поднятой целине" и "Скутаревскому", благодаря Бабелю, Пильняку и Ясенскому, благодаря Малышкину, Лидину и молодому Павленко.

Чуть поотдаль работает "Звезда" с ее ленинградским "автономным" авторским активомю Чуть поотдаль работает "ЛОКАФ", который вот-вот должен превратиться в "Знамя", - с его специфической оборонной тематикой, с дискуссиями о военных писателях: о Вишневском, о Соболеве, о Лавреневе.

Чуть поотдаль работает и "Молодая гвардия". Здесь, в журнале Цекамола, тоже свой мир, несколько отделенный от того котла, в котором варится профессиональная литература. Здесь обострено комсомольское начало. Достаточно представить себе атмосферу тех лет, чтобы ощутить, что это начало и совершенно независимо от "профессиональной" литературы, и очень активно. У всех на памяти 1931 год, когда комсомол, как писали тогда, вмешался в литературную полемику и вступил в спор с самим РАППом; авторитет Косарева позволяет тогдашнему комсомолу иметь в литературном мире влиятельную и совершенно независимую позицию - журнал "Молодая гвардия" чувствует, что за его плечами гудит комсомольская масса, которая через пять-шесть лет будет определять характер исторических событий. Поэтому здесь свой стиль и свои планы. Здесь свои рубрики, свои дискуссии и свои законы. Здесь своя поэзия и своя проза. Свой литературный мир.

На чьих именах строятся в ту пору поэтические концепции в "большой литературе"?

Как сказал поэт: "Тихонов, Сельвинский, Пастернак". И еще в центре внимания - сам сказавший это Багрицкий. И еще Луговской. И дружески ругаемый Антокольский. И беспощадно ругаемый Заболоцкий. Эта - там.

Здесь, в "Молодой гвардии", - Безыменский, Светлов, Жаров. И молодой Смеляков.

И дружески ругаемый Иосиф Уткин.

Точно так же и с прозой. Там дискутируют о Шолохове и Леонове, о Панферове и Эренбурге, о Шагинян и Олеше.

Здесь - о Будковском и Завьялове, о Богданове и Б. Левине.

Но, как во всей тогдашней литературе, - здесь обожают факт. Тщательно лелеют очерки, записки и воспоминания бывалых людей, "Молодая гвардия" растит своих начинающих литераторов, тех, что пришли к письменному столу от стайка, от плуга и от винтовки. Им посвящаются смотры, обсуждения, обзоры.

Тут, среди молодогвардейского молодняка, и получает первоначальную литературную прописку автор повести "Как закалялась сталь" Н. Островский.

За пределами журнала его повесть не замечает никто. Через полгода она выходит отдельной книжкой, и опять - полное молчание всей профессиональной критики, всех толстых литературных журналов.