Обрученные с севером. По следам «двух капитанов»

Традиционно–гостеприимные пограничники быстро и дружно помогли нам разрешить все проблемы с экспедиционным скарбом Покончив с привезенным снаряжением, мы разместились в уютном номере для гостей. Теперь оставшееся до возвращения домой время можно было с чистой совестью заполнить культурной программой. У Романа Ершова как раз была запланирована инспекция по «злачным» местам острова Земля Александры, и мы с радостью приняли предложение составить ему компанию. Вечером за нами должна была заехать ГТС-ка [73].

…По небу несметными легионами проносились тяжелые чернильные тучи. Штурман Альбанов сидел молча, бесцельно выстругивая финским ножом обломок нарты и наблюдая исподлобья за своими спутниками. Вот уже почти сутки они торчали на мысе Гранта в ожидании группы Максимова, идущей сюда по берегу. Ситуация складывалась критическая: всякий барьер человеческой выносливости имеет свой предел, замученные переходом люди валились с ног от усталости. Нужно как можно скорее добраться до мыса Флора, а уж там как повезет: пан или пропал. Конечно, Альбанов это прекрасно понимал, но медлил, все еще оставляя Максимову последний шанс.

— Валериан Иванович, нужно уходить, не то мы все здесь перед'oхнем! — Конрад многозначительно кивнул на Ольгерда Нильсена.

Тот сидел, бесформенный, словно мешок, привалившись спиной к большому камню, и бессвязно шевелил губами. Глаза — два кратера, до краев заполненных безумным ужасом непонимания происходящего. Тот, настоящий Нильсен — милый и компанейский датчанин, знающий на судне каждый гвоздь, способный в любую погоду бесстрашно рифить паруса, не знающий унынья и усталости, — был уже далеко отсюда. У штурмана сжалось в груди: не жилец! Господи, неужели вот так все — один за другим?!

Александр Конрад был самым молодым и, пожалуй, самым здоровым из каячной группы, включая самого штурмана. В последнее время Альбанов все чаще стал ощущать тяжесть в груди и тревожное чувство нехватки воздуха. Уже дня два так некстати щемило сердце. С трудом справившись с дурнотой, он бросил небрежно:

— Подождем еще немного. Авось дойдут…

Беспокойно слушавший разговор Евгений Шпаковский, все это время с надеждой не сводивший усталых глаз со штурмана, облегченно выдохнул.

— Но прошло уже слишком много времени. Если до сих пор не пришли, значит, уже не придут! — Конрад продолжал настаивать, в голосе появились так хорошо знакомые Альбанову нотки нетерпения. — И вообще, насильно никто никого не гнал. Хотят еще пожить здесь, черт с ними, пускай остаются!

— Да говорят тебе, надо еще подождать… — приступ разрывающего грудь надсадного кашля, душивший Шпаковского, не дал ему договорить. Евгений прекрасно понимал, что болезнь забирала у него последние силы и еще один переход по открытому морю может стать для него последним.

Конрад повернулся к полулежащему другу и зло цыкнул:

— А ты плавник иди собирать! Не видишь, костер вон догорает?

…Они всегда были вместе. И тогда, на «Св. Анне», когда шансов вырваться из ледового плена почти не осталось, а побитому цингой экипажу предстояла уже вторая полярная зимовка. Вместе при умирающем свете чадящей жировой лампы принимали непростое решение уходить со штурманом. И тогда, после изнуряющего двухмесячного перехода по дрейфующим льдам, когда впереди уже мерещилась земля, а тащиться с перегруженными нартами уже не было сил, и они решили тайком от всех уйти налегке. Но теперь все изменилось: Шпаковский угасал на глазах, и Александр вдруг стал непримиримее и жестче…

— Плавник собирай. Сам иди! — Евгений сплюнул на снег алой кровью. Однако, с трудом поднявшись, бормоча что-то несуразное себе под нос, сильно прихрамывая и поминутно спотыкаясь, все-таки побрел к берегу.

— Позапинайся мне еще, позапинайся, — Конрад начинал уже закипать и, обернувшись к штурману, посмотрел на него в упор, — так что же, Валериан Иванович?