Обрученные Венецией

Каролина направилась следом за матушкой, упираясь взглядом ей в спину, изучая невероятно стройный стан и изумительно грациозную походку. Ей и прежде доводилось замечать, что жесты настоятельницы далеко отличаются от смиренных и богоугодных движений других инокинь. Каролина видела, что даже сквозь монашеское покрывало и рясу в матушке проявляются манеры воспитанной особы, некогда относившейся к знатному роду и живущей далеко от этого захолустья. Ее походка не проявляла смиренную покорность, как правило, присущую сгорбившимся монахиням. Скорее в ней скрывалась эдакая аристократическая надменность. Синьору чрезвычайно заинтересовало это предположение, и она решила непременно разведать все детали прошлого суровой настоятельницы.

Голые стены коридоров монастыря без единого предмета мебели расходились в пустой, темной комнате, окруженной унылыми арочными сводами. Посреди нее полукругом стояли монахини, соединив ладони в молитвенной позе и волнительно произнося вслух незнакомое Каролине обращение к Всевышнему.

В самом центре, на коленях стояла совсем юная девушка, над которой свершался постриг. Сгорбившись и сотрясаясь от рыданий, она пыталась молиться в унисон инокиням, как будто доказывая тем самым свое желание служить Отцу Небесному. После предупредительных слов Паломы синьоре при виде этой картины почудилось, что эти действа были выбиты из послушницы едва ли не розгами.

Все действия, которые требовал сам постриг, матушка Мария совершала с каким-то хладнокровием и даже безразличием. В ее движениях не ощущалось усердия и мягкости – лишь холодное исполнение долга. Ножницы в ее руках лавировали, словно изъявляли желание искромсать локоны бедной девушки.

Завидев такое пренебрежительное отношение, Каролина поняла, о чем ее предупреждала Палома. Ведь, находясь всего несколько дней в этих стенах, синьора смогла отметить, что в большинстве служительниц этого монастыря ей не приходилось замечать присущих такому роду людей мягкости, смирения и доброты. Все их действия неукоснительно подчинялись требованиям и выполнялись, словно по приказу, а не с должным желанием и сердечностью. Во время молитвы их лица сковывались в гримасе натянутой обязательности, но они не отражали божественного просветления и желания служить Богу душой, а не показным примером. Создавалось впечатление, что монастырь содержит узников, кричащих внутри себя об истинном желании жить свободно.

Каролина перевела взгляд на плачущую девушку, над которой совершался обряд пострига, и ее сердце сжалось. О-ох, бедная… Нет, Каролина сделает все, чтобы избежать этой участи! Мерзавец Адриано! Как он мог запереть ее в этом забытом Господом месте? Сердце Каролины в переживании подпрыгнуло, и она ощутила, что на глаза надвигаются слезы. Но тут же синьора собралась с силами и удержала ревущий комок прямо у горла, беспощадно сдавив его внутри себя.

На протяжении всей церемонии она стояла, не шелохнувшись, словно чувствовала себя принужденной наблюдать за казнью.

– По чьей воле эту девушку заперли в вашем монастыре? – спросила Каролина у настоятельницы, когда они направлялись в трапезную на обед.

– Ее теперь называют сестрой Элеонорой, – ответила та, не глядя на синьору. – Она долгое время была нашей послушницей по настойчивым просьбам ее родителей. Сестра Элеонора приходилась внебрачной дочерью одному из венецианских епископов. Когда он узнал об этом, то предпочел ее отправить в наш монастырь, чтобы никто не узнал о его распутстве. Однако в Венеции такие вести быстро становятся поводом для пересудов, поэтому скрыть правду ему не удалось. Но зато он сумел избавиться от нерадивой дочери.

Каролина задумчиво сомкнула уста. Очевидно, она пропустила этот злополучный момент, когда духовный мир погряз в распутстве и греховности. Уже не первый случай, когда она слышит о прелюбодеянии священных лиц, имеющих духовный сан.

"Я предупреждала: пусть только попробует хотя бы кто-то причинить нам боль, и я за себя не ручаюсь!"

Карлос Фоскарини встретил дочь, к ее же удивлению, радушной улыбкой, но весьма болезненным блеском в глазах. Перемены в отношении отца поразили Беатрису и стали причиной для многих вопросов, возникших в ее голове. Но она готова была взлететь от счастья, ведь Адриано уже поведал ей, что помолвка с Рамилем расторгнута и теперь ей остается лишь ожидать нового жениха. В этот раз кузен пообещал, что уговорит дядю на участие Беатрисы в выборе будущего мужа.

Когда Карлос, лежавший в постели своих покоев, услышал голос родной дочери, старческое сердце вздрогнуло от предвкушения счастливой встречи. Господи, а ведь какие только мысли у него не мешались в голове, когда он слег от переживаний! Потеряв надежду на ее возвращение в родные стены, он мысленно попрощался с нею навеки. И Карлос Фоскарини в нетерпении заставил себя подняться и добраться к ступеням, ведущим на первый этаж, откуда доносился шум.