Обрученные Венецией

Адриано почти не слышал ее последних слов, он лишь с жадностью пронзал взглядом сверток, которым все еще владела рука Маргариты.

– Возьми бумагу, – прошептала она, и он тут же повиновался ее словам.

Он развернул лист и пробежал глазами по его содержимому, которое заставило его облегченно вздохнуть. Сверток содержал признания Маргариты в содеянном, и даже пометка о том, что убийцей ее является не кто иной, как Паоло Дольони, приносивший ей во время своего визита фрукты.

– Полагаешь, это дело рук Паоло? – изумленно спросил Адриано.

– Фоскарини, а кто это еще может быть? Тебе меня убивать было бы нецелесообразно – ведь признания ты так и не смог добиться. А этот мерзавец… приходил ко мне, просил не выдавать его имени, и принес с собою мои любимые фрукты… Даже сомнений нет…

– Ты даже указала на место, где находится Хуан…

– Да… Адреса его халупа не имеет – он отшельник. Но найти вы его сможете… А теперь уходи, Адриано. Ты получил от меня все, чего так страстно желал… Ничего более я тебе предоставить не могу. Пойми только одно: моими злостными деяниями помыкала жажда быть с тобой… и любовь, затмевающая разум. И я не жалею о своей жизни… О своих поступках… О своей любви… А теперь прощай, Адриано Фоскарини, теперь я, наконец-то, предоставлю тебе покой.

Адриано направился к выходу, у которого его ожидал стражник. Напоследок он обернулся к распластанной болезнью Маргарите и произнес:

– Я прощаю тебя.

Этот жест значил гораздо больше, чем могло казаться: он прекрасно знал, что в душе она терзается виной и ждет его прощения, но гордыня не позволяла ей промолвить мольбы. В ответ на это он услышал лишь тяжелый и хриплый вздох и тихое «Благодарю».

Каролина долго не могла уснуть. Беспрестанно ворочаясь в постели, она думала только о малыше, который растет внутри нее. Несомненно, теперь она понимает, когда они зачали ребенка. Это произошло в одну из ночей, когда Адриано собирался на поиски Беатрисы. И хотя тех ночей, исполненных неистовой любовной страстью, было бесчисленно много, она почему-то уверенно знала точно, какая стала роковой.

А что же теперь делать ей, Каролине? Когда она, обескураженная и подавленная предательством возлюбленного, разочарованная в чувствах и разбитая от непрестанной борьбы за свое счастье, еще ждет дитя от мужчины, так хладнокровно бросившего ее на произвол судьбы?!

«Я выйду замуж только по любви!» – ее собственные слова, брошенные в порыве гнева родной сестре, когда между ними разошелся горячий спор. И затем она вспомнила их пламенную беседу с матушкой Патрисией, успокаивающей дочь любящим голосом, вселявшим в сердце Каролины еще большую надежду на счастье в браке. И слова Каролины о том, что есть любовь: «Когда ты чувствуешь, что не можешь ни минуты провести без любимого человека, и он стремится к тебе всякий раз, когда ваша разлука длится всего несколько мгновений, но они кажутся вам вечностью. Когда ты не чувствуешь себя одинокой рядом с ним, и ваши сердца стучат в унисон во время разлуки. Когда мысли друг друга вам так легко удается заверять поступками, услащающими ваши души. Ох, это когда… когда… когда…»

Каролина тихонько заплакала. Как же она была наивна! Как безмятежно верила в то, чему не позволяют существовать в наполненном злобой мире! То, что может жить лишь в творениях поэтов и писателей. И что теперь? Что теперь станется с ее верой в любовь?

А предстоящее материнство?! Малыш будет испытывать нужду, если она немедля не возьмет себя в руки! И ответственность за него полностью ложится на нее, Каролину. Им непозволительно жить в нищете! Жить… А где же им вообще жить, когда она оказалась в такой удручающей ситуации? Как отреагирует тетушка на эти события? Каролина поправила прилипшие к лицу волосы и вытерла слезы. Нет-нет, ей крайне непозволительно думать о ребенке, как об обузе! Сию минуту она обязывала себя утихомирить свою растерянность, и должна сиюминутно решить, как им поступить в дальнейшем. Она не сдастся, не будет плыть по течению, а сама будет править своей жизнью! Она найдет в себе силы, чтобы стать на ноги! В конце концов, все не так плохо! Даст Бог, и тетушка Матильда примет ее к себе.

Сквозь беспокойный сон Каролина услышала негромкий бубнеж, доносившийся из соседней комнаты. Тонкость стен не смогла сокрыть спор, очевидно, разгоревшийся между супругами. Комната утопала в темноте, и то ли это ночь, то ли раннее утро – Каролина понять не могла. Палома сопела рядом на соседней кровати. Стало понятно, что Анджела и Энрике ругаются из– а них – кто бы еще смог внести смятение в семью, как не чужаки? Синьора тихонько поднялась с кровати и наспех надела свое повседневное платье.

– Мы не сможем прокормить еще два рта, – возмущался Энрике. – Даже пару дней, как ты не понимаешь, Анджела? Я знаю, что им тяжело, но нам еще тяжелее, моя дорогая. Ты же знаешь, как я всегда просчитываю запасы еды…