Обрученные Венецией

– Энрике, я не прошу тебя в том, чтобы оставить их здесь навсегда, – говорила тихо Анджела. – Пусть Каролина окрепнет хотя бы немного. Она совсем слаба. Вспомни мои страдания, когда я ходила Андре! Она не выдержит и пару миль, дорогой. Если Господь привел их к нашим дверям, мы обязаны помочь.

– Мы можем спросить у четы Бонно, возможно, им надобны люди для работы, и заодно они смогли бы нанять и приютить этих женщин.

– Ох, Энрике, тебе ведь известна скупость и бесчеловечность Луцио! Он непременно воспользуется возможностью эксплуатировать несчастных. Ведь Каролине нужно беречь себя…

Она сомкнула ладони у груди, словно в молитвенной позе. Грусть и надежда в ее глазах заставили Энрике немного смягчиться. Но тут же лицо его очерствело. Он обязан думать о своей семье! И только!

– Хорошо… – не унималась Анджела, чем повергла мужа в возмущение, – хорошо… представь, милый, а если бы нечто подобное случилось с нами…

– Умоляю тебя, Анджела, не наговаривай, – сердито рявкнул Энрике. – Мы и так едва перебираемся с этими налогами!

Своим появлением Каролина прервала разговор супругов.

– Простите меня, – сказала тихо она и несмело прошла к ним, – но я посмею вмешаться в ваш спор, дабы избежать скандала в вашей семье по нашей вине. Позвольте мне сказать пару слов.

Анджела посмотрела на болезненный вид Каролины и предложила ей присесть, с осуждением глядя на своего мужа. Энрике и так прекрасно понимал, что выгонять на улицу женщину в таком состоянии – это не по-христиански. Но его оправдывало беспокойство о благополучии собственной семьи, а не о благотворительности. Поэтому его ответный взгляд на супругу лишь свидетельствовал о его непреклонности.

Каролина присела напротив Энрике и промолвила:

– Несомненно, я понимаю, глубокоуважаемые супруги Гаета, что своим присутствием мы не только нарушили в вашем доме семейную идиллию, но и повесили на вашу милость, Энрике, еще два рта, требующих еды и питья. Лекарь настоятельно порекомендовал мне избегать путешествий в ближайшее время и, возможно, это затянется на всю беременность, что невероятно угнетает меня. Но гораздо больше я чувствую неловкость и вину за то, что возложила на вас такую ответственность. Поверьте мне, не в моих правилах клянчить милостыню. Я не смею просить вашего великодушия приютить нас хотя бы на тот срок, пока моя тетушка из Флоренции не ответит на мое письмо, но все же…

Каролина как-то замялась и достала из кармана свой обручальный перстень, ослепительно блеснувший в свете горящей свечи. Энрике и Анджела с недоумением переглянулись. Из уст Каролины послышался томный вздох, несущий в себе всю горечь и боль по тому союзу, который символизировало это кольцо.

– Я знаю, что ваш неоплаченный налог на землю влечет за собой возможное выселение. Это мой обручальный перстень, и вы можете мне поверить, что его стоимость с лихвой покроет ваши долги. Поэтому я вас прошу принять его для благих целей.

Энрике даже боялся прикоснуться к драгоценности, не говоря уже о том, чтобы представить себе, сколько стоит эта непомерная роскошь.

– Это слишком, Каролина, – категорически произнес он и поднялся со стула, словно больше ничего не желал слушать. – Я не могу принять его.

– Послушайте, Энрике, – продолжала Каролина, – я всего лишь предлагаю вам честную сделку: вам нужны деньги, а мне нужен кров над головой. Как только у нас будет возможность, мы покинем ваш дом. А до того времени я прошу вас найти мне место хотя бы в вашем амбаре, где можно было бы устроить комнату. Молю вас, не принимайте это за наглость! Я не люблю чего-либо просить у людей, тем более нуждающихся. Но сейчас у меня нет другого выбора: я обязана думать не о своей жизни, а о жизни своего ребенка.

Энрике многозначительно посмотрел на жену, пронзающую его умоляющим взглядом.

– Вы, и впрямь. спасете мою семью этой драгоценностью, – выдавил он из себя, и Анджела прекрасно понимала причину его подавленности: муж невероятно тяжело переживал свою беспомощность перед возникающими проблемами. – Пожалуй… пожалуй, я приму ваше предложение, Каролина.

– Только не платите налог этим перстнем, – посоветовала с облегчением в сердце синьора. – Казначеи никогда не поставят ему справедливую цену и оставят вам «хвост» от задолженности. Отправьтесь в город и продайте его на ювелирном рынке. Или же, если имеется возможность, предложите кому-нибудь из синьоров: можете мне поверить, вам отдадут огромные деньги за это кольцо.

– Но ведь оно обручальное, – с прискорбием отметила Анджела.

– Да, но мне оно теперь ни к чему. Не хотела бы переживать снова горечь утраты своего мужа, рассказывая вам нашу историю, но могу сказать, что он теперь вряд ли сможет когда-либо оказаться рядом со мной.

Анджела с улыбкой посмотрела на мужа, когда Каролина покинула их.

– Вот видишь, сердце мое. Теперь мы сможем около года не думать о налогах.

– Да, – вздохнул Энрике. – Даже не мог предположить, что все обернется именно так. Только теперь нам надобно выделить комнату…