Обрученные Венецией

Его сердце дрогнуло, когда он взял за подбородок девушку и, приподняв его, откинул ее темные локоны в разные стороны. Дабы удостовериться в своих подозрениях, он обернул ее к тусклому свету. Осознание пришло незамедлительно, и сенатор тут же странно отпрянул назад, едва сдерживаясь, чтобы не издать пронзительный крик, вырывающийся из мужественной груди.

– Беатриса?! – воскликнул изумленно он, не веря своим глазам.

Услышав свое подлинное имя и до боли знакомый голос, Беатриса подняла глаза и только сейчас рассмотрела своего клиента.

– Адриано, – выдохнула она, со страхом попятившись назад.

Может ли случиться что-либо ужаснее, чем эта немыслимая и позорная ситуация, опорочившая ее так, что Беатриса ощутила себя раздетой с головы до пят! Она посмотрела на бесстыдно открытую грудь и только в это мгновенье с ужасом заметила, что будь платье еще более откровенным, то ей пришлось бы заживо гореть от стыда. Со смущением и слезами на глазах Беатриса закрылась руками, теряясь в замешательстве. Как она могла не учесть, что кузена принесет в бордель? Да как ей могло это прийти в голову, когда вся Венеция так активно сплетничает о них с Каролиной? Хотя когда-нибудь ей пришлось бы предстать перед венецианцами в этом свете.

Бедный кузен! Адриано яростно схватился за свои волосы, словно пытаясь вырвать их из своей головы и громко застонал, будто кто-то изводил его пытками:

– А-а-а! – услышала Беатриса и вздрогнула.

Он медленно присел в кресло, словно безумный, ощутив, как его сердце разрывается на тысячи мелких осколков. Господи, неужели это его кузина? Разве в этот период его жизни есть для него кто-то роднее, чем любимая сестренка, некогда выросшая на его глазах, сверкая беспечным кареглазым взглядом… И сейчас он обязан признать в ней женщину… распутную женщину, стоящую перед ним и светящуюся белой кожей полуобнаженной груди, готовясь продать себя за деньги…

Придя в себя, Беатриса бросилась к брату и обняла его крепкие плечи. Он так искал кузину, столько вложил сил в ее поиски, столько пережил, чтобы вновь увидеть ее – и нашел… здесь, в борделе?! Он в отчаянии обхватил сильными руками ее маленькие пальчики и отчаянно зарыдал. Беатриса опешила, – мужественная требовательность к себе не позволяла ему проявлять чувства даже малейшей горечи. Все, что исходило из него в тяжкие времена, – это гнев или холодное расстройство. Но в то мгновенье этот мужчина лил отчаянные слезы у нее на глазах, словно обиженное судьбой дитя.

Совсем растерявшись, Беатриса ужаснулась мысли о той боли, которую она причинила ему. Откуда она могла ведать, что этот обезумевший рев – очевидные последствия недавних печалей, которые он, сильный мужчина, по привычке затолкал глубоко в свое сердце, дабы забыть о них. Однако, даже оказавшись на самом дне этого сердца, они продолжали терзать его изнутри, выворачивая душу и разрывая ее на беспомощные лохмотья.

– Прости меня, кузен! – воскликнула она, не сдерживая нахлынувших слез и падая рядом с ним на колени. – Если у тебя найдутся силы, прости, Адриано!

Разумеется, он быстро взял себя в руки и вскочил на ноги, помогая подняться и Беатрисе. Какое-то время он с улыбкой смотрел в ее глаза, словно пытаясь в них что-то разглядеть, а затем набросил на нее плед, дабы скрыть от своих глаз ее вызывающий вид, и обнял ее, всей своей сущностью испытывая упоение от этого мгновенья.

Он обязан был возмутиться. И тому, что Беатриса своевременно не обратилась к нему за помощью. И тому, что она оказалась здесь, в месте, наполненным грязью и развратом! И тому, что он ее искал по всей Терраферме, а в итоге нашел в лагуне, под самым своим носом! Но у него не было сил на все это, – ему хотелось просто успокоить себя, что ему удалось найти ее… и неважно, где это произошло.

А она не могла обратиться за помощью к кузену, потому что знала, что ее отец еще больше возненавидит Адриано и сделает все, чтобы уничтожить его; но она и не видела возможным подчиниться родительской воле, чтобы сковать себя нежеланными узами брака.

– Прости минуту бездумной слабости! – произнес хладнокровно Адриано, словно это не его рыдания ей приходилось видеть. – Боюсь даже предположить причины этой непонятной истерики. Должно быть, просто устал за все это время.

– Милый мой кузен, прости меня, – зарыдала Беатриса. – Мне трудно даже вообразить, какую боль я причинила тебе, но решилась я на это лишь от безысходности. Я столкнулась с тем, что перед девушкой, оказавшейся на улице, неважно, по чьей воле, встают лишь два варианта выбора: податься в монастырь или бордель. У меня не было и дуката. Отец лишил меня драгоценностей накануне свадьбы, чтобы передать их под присмотр моего будущего мужа. Что еще я могла себе предложить? Он даже не предполагает, на что толкнул меня.

– Ты знаешь, что он слег, Беатриса? – Адриано погладил ее раскрасневшиеся щечки. – Он места себе не находит. Витторио говорит, что у него плохое сердце.

Беатриса опустила глаза, но ни расстройства, ни раскаяния он в них не видел.