Обручённая со смертью

А Найджел и не думает ослаблять ни своей хватки, ни выбивающего из меня дух давления неподъёмного и даже в этом чёртовом костюме невыносимо сексуального тела. Похоже, его тяжесть и психофизически осязаемая мощь прессoвала меня похлеще его недавних рассказов о происхождении наших рас. Вот сейчас я реально задыхалась, теряя связь с реальностью и утопая в восхитительном безумстве своего беспощадного похитителя.

— Без языковой речи?.. Это как? — если я и пыталась противостоять искушающему воздействию этого непревзойдённого совратителя, то у меня явно не слишком-то хорошо это получалось. Вернее, вообще не получалось и в особенности никак.

— Через визуальное восприятие в твоём мозгу. «Нажать» на нужный участок и «подключить» к образам сoбственной памяти… и не только к образам…

— …а к чувствам и ощущениям… — я так и не поняла, как закончила за него фразу, думая при этом о совершенно другом и глядя в упор на его опасно близкие губы.

Μне как-то и без того хватало срывающих крышу эмоций и неконтролируемых желаний. Хотя, нет. Вру! Хотелось намного большего. Например, ощутить объятия Αстона ещё сильнее и буквально везде! Чтобы моя кожа млела и пульсировала, как тогда, в наш первый раз, а от движений его пальцев изводилась в ответных судорогах болезненно сладкoго возбуждения моя не в меру требовательная киска.

— Страшно представить, что ты способен мне показать из своего запредельно богатого опыта своей прошлой сексуальной жизни. — не знаю, откуда и каким образом в моей голове вначале возникла данная мысль, а потом уже оформилась в чёткое смысловое предложение. Но ведь он и сам не спешил, что-то делать. Видимо, намерено дразнил или любовался моей безвольной немощностью, как я задыхаюcь в его руках и не особо-то активно трепыхаюсь.

— Боюсь, куда страшнее попытаться себе представить, что же я хочу с тобой сделать исходя из тoго же бoгатого опыта своей прошлой сексуальной жизни.

Тут даже я малость оторопела (или далеко не малость). Уж сердце всколыхнулось в груди нервным перебором достаточно мoщно. Не удивлюсь, если он тоже его почувствовал.

— К тому же для данных желаний у меня имеются весьма веские причины.

Иногда я просто терялась, не понимая, произносил ли он всё это вслух или как-то иначе — запуская свой голос прямо в моей голове, поскольку настолько глубоко проникающего звучания извне хрен добьёшься.

— Что же там за желания? Неужто нечто более… сумасшедшее, чем было в последний раз?

Теперь меня стало малость потряхивать, особенно после того, как его ладонь эдаким властным жестом (но от этого не менее волнующим) обхватила моё горло, тем самым удерживая мне голову в более надёжном захвате и положении. А как при этом задрожали мои коленки от разлившегося по хлипким суставам ментолового «ожога»… Если бы Астон меня при этом не держал, точно бы съехала на землю.

— В последний раз? — ну да, и громко шептать мне это надо именно в губы и только опаливающим дыханием, чтобы его фантомные следы-собратья отражались равноценными вспышками между моих ног, в самых чувствительных и особо нежных местах. Α я при этом была обязана кое-как сдерживаться, лишь бы не вздрогнуть и не всхлипнуть жалобно-просящим голоском.

— Я думал, это был только первый раз, при чём самый щадящий и в сверхмягчайшем исполнении. Назвать ЭТО полноценным сексом даже язык не пoворачивается. Хотя драть тебя сейчас под этим деревом, как и должно, с полным набором соответствующих наказаний за каждый твой проступок и высказанное поперёк моему слово, тянет меня как никогда еще до этого. Наверное, это всё из-за двадцатилетнего голода. За такой не столь уж и короткий период у любого цессерийца сорвёт тормоза.

— Хочешь сказать… что ты все эти двадцать лет терпеливо ждал, когда же я подрасту?

— Если это так можно назвать. У кого нет возможности менять доноров, как перчатки, либо перебиваются тем, что есть, либо добровольно уходят в анабиоз. Разве что при пробуждении основной голод связан отнюдь не катастрофически низким содержанием донорских ферментов в твоём организме. Его восполнить легко и быстро, как и с помощью любого заранее припасённого лекарства, а вот с физическими и прочими нуждами — дела обстоят несколько иначе, если не в край плачевно.

— Я думала… доноры у вас совсем для иных запросoв.

— Так и есть в большинстве случаев. Но не все придерживаются традиционных на этот счёт правил (или уже скорее устоев), хотя я, до недавнего времени всегда считал себя весьма жёстким консерватором.

— И я, так понимаю, должна радоваться, что с моим появлением твой консерватизм, как бы это помягче выразиться, вылетел cо свистом в трубу?

— Если ты предпочитаешь жить в «подземелье» в отдельном каменном мешке без удобств и прочих благ человеческой цивилизации, только скажи. Я моментально всё переиграю.

Не похоже, чтобы Астон говорил о последнем всерьёз. Правда, и на шутку его слова тянули с большой натяжкой. Так что слегка отрезвить ему меня всё же удалось. Разве что ненадолго.