Обручённая со смертью

Хотела, жаждала и ждала только его, выгибаясь навстречу, задыхаясь от перевозбуждения и едва не вымаливая о пощаде — либо прекратить надо мной издеваться, либо довести начатое им совращение до логического финала. Услышал ли он мою не озвученную к нему молитву или же сам собирался воплотить свои дьявольские планы по собственному усмотрению, боюсь, этого я уже никогда не узнаю. Хотя, какая разница? Всё равно «падение» в это порочное безумие было неизбежным, всё равно я забыла обо всём и вся лишь в одно его идеально выверенное движение, закончившееся моей банальнейшей капитуляцией и вплотную приблизившимся первым оргазмом. Он просто накрыл меня, буквально, окутывая и вторгаясь в мою немощную сущность непримиримым завоевателем и изощрённым обольстителем. Егo губы и язык перекрыли мой рот такой же сводящей с ума «пыткой», с какой его пальцы ласкали мою грудь и дразнили чувствительный сосок. Только теперь всё это слилось в одну греховную агонию, от которой ещё сильнее хотелось стонать, выгибаться и прижиматься до лихорадочной дрожи во всём теле к своему палачу.

Я практически перестала соображать, как и следить за своими действиями. По сути, это была уже не я. А если и я, то, скорее, глубоко спавшая до этого подсознательная извращенка. Отвечать с одуревшей страстью на поцелуй собственного похитителя, цепляясь за его плечи, как за спасительный трос в дичайшем вихревороте персонального сумасшествия — когда бы я вообще могла в такое раньше поверить? Правда сейчас мне уже было плевать и на себя прошлую и на ту, кем из меня сделают в будущем. Сейчас я желала до одури только одного — Астона! И ничто иное не касалось более ни моих мыслей, ни моего бренного тела. Только его руки, его чёртовы пальцы и не менее изворотливый язык-искуситель у меня во рту. И, кажется, не только во рту (или же поверх на коже).

Обжигающие толчки остервенелой похоти в моей вагине будто бы принадлежали не мне, а вполне себе реальным тpениям ментального совокупления. И чем глубже меня вело под тройным воздействием на мою психику и сексуальную сущность, тем острее (а моментами весьма даже болезненно) ощущалось приближение долгожданной разрядки. Не хватало лишь малого — еще более желанного физического давления на нужные точки, как снаружи, так и изнутри. Хотя, не знаю. Когда губы Найджела вжимались и скользили по моим опухшим губам, его язык выписывал у меня во рту свoими треклятыми рунами похотливого «танца», а пальцы то сдавливали до острой боли сосок, то отпускали и изводили невесомым «порханием», будто касанием легчайшего пёрышка по моей налитой томной истомой груди — мне начинало чудиться, что от фатального помешательства и смертельного «взрыва» меня отделяло всего каких-то пара микронов чужой на то воли. И именно этому чудовищу ничего по сути не стоило довести меня до оргазма (желательно, конечно, умопомрачительного и крышесного) в любой момент или прямо сейчас.

Но в том-то и дело! Он будто специально (да, и почему это будто, если так оно и есть?) доводил меня до запредельных граней возбуждения, отделявших от финальных «аккордов» сумасшедшего экстаза практически уже ничем — одним лишь более сильным трением или более глубоким вторжением в мою греховную ипостась. Я прекрасно чувствовала, что могу кончить в любой из этих моментов, но, когда это ощущение усиливалось и уже вот-вот достигало вроде как своего наивысшего пика, он тут же вдруг притуплялся и отступал на несколько секунд под вспышкой очередного болезненного воздействия на мои воспалённые Астоном эрогенные зоны. Судя по всему, когда Найджел говорил про затяжное совокупление, как раз это он и имел в виду: изводить свою жертву до фазы плато — предоргазменного состояния, чтобы удерживать в нём, как можно дольше, а потом еще и использовать в виде сексуальной пытки неизвестно сколько времени.

Не скажу, что я так уж сильно от этого страдала, но бывали моменты, когда действительно хотелось взмолиться и выпросить едва ли не со слезaми этот чёртов оргазм. Но я так и не рискнула раскрыть своего рта, видимо, понимая, что на вряд ли мою просьбу тут же приведут в исполнение. Скорее, наоборот. Затянут еще на дольше, пока у меня окончательно не перегорят все признаки человека разумного со способностью думать и анализировать. В принципе, я уже пребывала в данной стадии и у самой её конечной черты. Может даже и не хотела, чтобы всё это закончилось так скоро и вполне себе предсказуемо, поэтому не особо-то и мучилась. Да и что такое поцелуй в губы и терзание воспалённого соска? Я действительно жаждала большего — узнать и испытать ранее мне неведомое. И оно не заставило себя долго ждать.