Обручник. Книга третья. Изгой

Со стороны вроде смешно это выглядело.

Но когда начальство было хотело вместо подобной глупости, чтобы запели что-то революционное, все в один голос воскликнули:

Не станет белого света,
Если не будет Полкового Поэта.

Странным он был – тот представитель не очень богатырского сложения словес.

Однажды застали его в лесу за рытьем какой-то ямы.

– Зачем ты это делаешь? – спросили.

– Самогнездотвахту себе готовлю.

Это была землянка, куда после суда совести, который он учинил себе сам, заточал себя на определенное время.

Где и находился без пищи и воды.

Однако погиб Поэт Полка не от жажды и голода, а, наверно, из-за своих стихов.

Так тогда показалось ему, Сталину.

Ибо накануне он отличился слишком вызывающим, хотя и греющим душу:

Ты стань податливее воска,
Коль говорит с тобою Троцкий.
Иначе ад повеселишь,
Или навеки замолчишь.
Ведь он красней, чем помидор,
Всех армий прошлого позор.

Это были последние строки Поэта Полка – «ПП», как звали его.

Буквально на второй день, как он спел это, его нашли убитым.

Пуля прошила бедняге голову.

А рядом почему-то валялась растерзанная «Библия».

И полк – онемел. Молча стал ходить в атаки. И однажды потерпел первое поражение. Потом – второе. И его сняли с передовой.

И тогда туда приехал Троцкий.

– Куда исчезла ваша сила? – вопросил он, своей извилистой речью пытаясь загипнотизировать полк.

Но кто-то ему ответил:

– Сила у нас осталась, души не стало.

– А ну пять шагов вперед! – скомандовал Троцкий тому, кто говорил.

Но тот не пошевелился.

К говорившему подскочил кто-то из командиров.

– Не слышал, что тебе сказано?

Красноармеец вышел к Троцкому.

– Повтори свои слова, – приказал реввоенком.

– Ш-ш-ш-то по-по-по-вторить? – переспросил боец.

– Да он заика! – выкрикнуло сразу несколько голосов.

И взводный это подтвердил.

– Так кто-то же говорил?

Троцкий уставился, кажется, в самую гущу серого строя, больше напоминавшего толпу.

И вдруг впереди расступились и вышел молоденький красноармеец, почти мальчик.

– Повтори, что ты сказал, – обратился к нему реввоенком.

– Я не говорил, а кричал, – ответил мальчик.

– Что именно?

– Ну как велели: «Да здравствует товарищ Троцкий».

Лев Давидович платком промокнул испарину на лбу.

Не вытер, а именно промокнул.

А через два дня полк был расформирован.

Сам Сталин не видел. Но ему донесли, что Троцкий самолично изломал в щепки древко знамени полка.

А полотнище легко изорвал на ленты, да еще и сжег в огне.

Вот сколько бед натворил безвестный Поэт Полка.

Когда же Сталин приказал обнародовать его имя, то мало того что никто не мог вспомнить, как его звали-величали, о нем не осталось даже никаких документов.

А на второй день после похорон, на его могиле появился невзрачный, но крест. На котором было начертано:

«Здесь сторожит родную землю безымянная русская душа».

Говорят, это строки из его стихов.

Ни Есенин, ни Маяковский не ходили в атаки.

И их стихи люди не пели перед смертью.

Но если при чтении есенинских строк возникала в душе некая созвучность, то Маяковский явно отвращал.

Хотя на смерть Есенина он нашел что-то вполне приличное. Кроме, конечно, мешка костей, качающегося в предполагаемом аду. Но в одном по отношению к Есенину Сталин распорядился безусловно:

– Похороните его в Москве.

– На каком кладбище? – последовал вопрос.

– На том, какое больше соответствует его славе и почести.

– Тогда на Ваганьковском.

Сталин не возражал.

Так поселилась там тайна поэта, ушедшего из мира с загадкой под мышкой.

5

Сталин помнил этот день, когда Ленин, вызвав его к себе, вдруг перешел на тон, который он от него не ожидал:

– Если я скажу что-либо не то, спишите это на бред потерявшего разум старика.

Сталин настороженно притих.

– Я говорю о русской книге Нострадамуса.

Ну слава Богу, тут хоть что-то понятно.

Ленин тем временем отвлекся на какой-то посторонний звук и, кажется, уже действительно забыл, о чем именно только что говорил, как вдруг продолжил:

– В нашей сугубо атеистической стране не должно быть места оккультизму.

Сталин кивнул.

Вошла Крупская.

– Надя! – обратился к ней Ленин. – Оставь нас для мужского разговора.

Надежда Константиновна по-бабски побухтела, но ушла.

– Но есть группа энтузиастов, которая исследует мозговое излучение.

– Под руководством профессора Бехтерева? – уточнил Сталин.

– И не только. – И Владимир Ильич снова умолк.

Стал ласкать кошку, что взобралась ему на колени.

Потом повел речь именно о ней.

– Как я начинаю говорить или думать о чем-то запредельном, она оказывается тут как тут. Видимо, чутье у нее на это дело.

Но контактный ум Сталина уже стоял на взводе.

Требовалось продолжение ранее затеянного разговора и, чтобы и дальше не допустить размывание смысла, он осторожно напомнил:

– А в чем суть мозгоискательства?

Ленин всхохотнул.

– Это здорово сказано – «мозгоискательство»! Почти научный термин. – И он снова отвлекся на что-то несущественное.

Ну а что на тот час было известно Сталину о Бехтереве?