Обрусители: Из общественной жизни Западного края, в двух частях

— Представлю-с, представлю, дайте срок… Знаете пословицу: «шила в мешке не утаишь» — оно нет нет, да и вылезет наружу.

Ротмистр взялся за фуражку.

— Ну, что у вас в присутствии? — спросил Орлов. Все осматриваете?

— Осматриваем…

— Ну, и что же?

Одну бумажку послал, — ответил на а то таинственно Зыков и распрощавшись, ушел на этот раз, действительно, в казармы.

VI

Зимний сезон в уездном городе открывался обыкновенно парадным вечером у Лупинских: 5-го октября, в день преподобных московских святителей Петра, Алексея и Ионы, Петр Иванович праздновал свои именины. Тезоименитство такого видного лица всегда праздновалось с большою пышностью, и торжество усугублялось еще тем, независящим от Петра Ивановича, обстоятельством, что в городе была ярмарка. За два дня «пан маршалок», сидя за письменным столом, делал смету приблизительных расходов, a Мина Абрамовна озабоченно примерила какую-то диковинную куафюру с обилием голубых бантов, — когда в передней раздались чьи-то шаги, поднялась возня, обычная при появлении посторонних лиц, и Петр Иванович, выглянув из-за двери, торопливо произнес:

— Душенька! Гвоздика с Шнабсом!

— К тебе на именины! — улыбнулась самодовольно «пани» и стала снимать голубые банты, в то время, как Петр Иванович, с самой любезной улыбкой, мысленно посылая гостей к черту, спешил с ним навстречу. В комнату вошли два господина с той непринуждённой развязностью, с какой входят в дом, где нечего стесняться. Оба гостя вошли, шутовски держась под руку, оба были слегка навеселе и, войдя, внесли вместе с запахом водки, какую-то трактирную атмосферу. Посредник Гвоздика, здоровый, широкоплечий малый в охотничьем кафтане, на подобие короткого халата с зелеными отворотами и кистями, напоминал откормленного вола тупостью взгляда, массивностью всей своей неповоротливой фигуры и дикой силой своих здоровых мышц. Глядя на его топорную фигуру с огромной головой, трудно было представить, чтобы Гвоздика мог умереть от обыкновенной человеческой болезни. Его мог повалить в лесу медведь, на которого он ходил в одиночку, его мог задавить локомотив или могла свалить какая-нибудь шальная пуля неосторожного охотника, но обыкновенная человеческая болезнь, казалось, была не в состоянии сразить этого силача. Когда Гвоздика был в добродушном настроении, он швырял деньгами направо и налево и даже был способен прощать обиды; но это было очень редко: в обыкновенном своем состоянии, он напоминал укротителя зверей, свирепого и хладнокровного, a в минуты бешенства и под влиянием воли, был способен на самые дикие поступки. Когда ему противоречили, у Гвоздики непроизвольно складывалась рука в кулак, и этот здоровый кулак наводил ужас не только на подвластных ему крестьян, он пугал мировых судей, которые отказывались принимать на него жалобы, Гвоздику звали широкой русской натурой, пока не догадались назвать просто негодяем. Но, зная его за негодяя, всем непременно хотелось считать его хорошим человеком: он был хороший человеком потому, что не просил ни у кого взаймы, охотно проигрывал в карты, a шампанским поил решительно всех без разбора: против этого уж никак нельзя было устоять. Но больше всего он был хорошим человеком потому, что носил фуpaжкy с кокардой и прочно сидел на своем месте. Как большая часть обрусителей, как сам Петр Иванович Лупинский, он приехал в западный край без копейки, с пустым чемоданом, но с рекомендацией департаментского покровителя и с твердой решимостью нажиться. За это он принялся тотчас же, без колебаний, без робости, без недоверчивости к самому себе. Это был хищник упрямый, решительный и откровенный до цинизма.