Обрывок реки

Он еще раз посмотрел в зеркало на свое заспанное лицо. Очевидно, он спал в кресле в то время, как жена перетирала посуду, и вдруг сердце его забилось от испуга. Ну ясно, он спал. И все это видел во сне. И неотложную помощь вызвал зря. Сейчас придет врач и выругает его за ложный вызов и, разумеется, оштрафует. И он подумал, что сейчас действительно умирает где-нибудь больной, который нуждается в немедленной помощи, а врач едет не туда, к умирающему, а к ним. Вот сейчас раздастся звонок, войдет неотложная помощь и увидит его, здорового, заспанного, и жену, которая сидит за столом и перетирает посуду. И вся эта картина, разумеется, вызовет справедливое возмущение врача.

Петров потушил свет в передней и пошел в столовую к жене:

– Маня! Что я сделал! Я зря вызвал…

Но он не договорил.

Жена сидела за столом и плакала. Он посмотрел на нее и увидел, что руки у нее нет, а подбородок или, точнее, то место, где у нее был полчаса тому назад подбородок, она прячет от него левой рукой.

– Маня. Что с тобой?

Но жена плакала молча. И она была такая жалкая без руки и без подбородка, что ему самому захотелось заплакать.

В это время в передней раздался сильный нетерпеливый звонок.

– Это неотложная помощь, – сказал Петров и побежал открывать.

Он растерянно открыл дверь и увидел молодую девушку. Он ожидал почему-то увидеть старика, нахмуренного и торопливого.

Девушка сказала:

– Я неотложная.

И то, что это была девушка, совсем молоденькая и милая, заставило Петрова растеряться еще больше.

Он не знал, что делать. Показать ей свои глаза? Но с какой целью? Теперь ему было ясно, что дело не в глазах и глаза его были здоровые и невредимые (чтоб проверить себя, он посмотрел на девушку и увидел ее всю, хорошенькую, светлоглазую, и ее ножки, маленькие, тоненькие, как у школьницы десятого класса). Да, глаза его были здоровые и невредимые. И то, что произошло с женой… На одну секунду у него мелькнула мысль: не показать ли ей жену? Но он отверг эту мысль. То, что случилось с женой – внезапное исчезновение руки и подбородка, – едва ли имело отношение к медицине. И если это имело хоть отдаленное отношение к медицине, то это был настолько исключительный случай, что тут бы затруднился профессор, а не только девушка, вероятно скороспелый врач, недавно окончивший вуз вследствие своевременной сдачи зачетов.

Девушка стояла в дверях и с удивлением смотрела на Петрова.

– Где же больной?

– Вы знаете, – ответил Петров скороговоркой, – мне показалось, что жена опасно порезала подбородок. Произошло недоразумение. Не знаю, как загладить свой проступок. Этот вызов…

Девушка повернулась и побежала. Она не сказала ни слова и, очевидно, забыла, что может потребовать штраф. Она спешила, и ноги ее мелькали. И Петров поймал себя на некрасивой мысли: вот она, хорошенькая и молодая, а жена моя сидит в столовой и плачет. И нет у нее руки, что еще пустяки, у нее нет подбородка, и на лицо ее будет неприятно смотреть.

Он постоял в передней. Ему не хотелось идти туда, к плачущей жене. Он стоял в передней и смотрел на муфту, купленную зимой, и думал: да, муфту придется продать или сшить из нее воротник для зимнего пальто. Да, пожалуй, лучше ее переделать и сшить из нее воротник, чем продавать. Никогда не следует продавать хорошие вещи.

С тоской он возвратился в столовую. Жена по- прежнему сидела возле неубранной посуды. Она сказала тихо:

– Перетри чашки. А я их уберу в шкаф. Убрать можно и одной рукой. А вытирать одной рукой неудобно. Можно уронить и сломать.

Он еще раз посмотрел на ее лицо. Без подбородка оно было чужое, незнакомое, и только золотой зуб во рту да еще брови, прекрасные, тонкие, длинные брови, подтверждали, что это была Маня, его Маня, Маня, которую он так любил.

Ночь прошла бессонная, трагичная. И он только два или три раза вздремнул на диване, и, когда он просыпался, у него была надежда, что все, что случилось с женой, был сон, и сон этот кончился и он увидит жену прежней, с подбородком, таким круглым, мягким, с подбородком, который он так любил целовать и гладить. Но жена дремала, положив голову на подушку, и подбородка не хватало. Без подбородка она походила на рыбу. Он отвернулся и закрыл глаза, чтоб не видеть и забыть всё, опять с тайной и робкой надеждой, что утром все выяснится и придет в норму.

Утром она разбудила его уцелевшей рукой. Он посмотрел на нее. Она была вчерашней, однорукой и без подбородка.

– Витя, – сказала она. – Нужно сходить за хлебом и купить молока. Я хотела пойти сама, но на улице могут встретиться знакомые или соседи. Они спросят: «Где рука?» Ведь вчера вечером рука была на месте. Подбородок еще можно спрятать, закрыться шалью или поднять воротник и сказать, что болят зубы. Но отсутствие руки трудно скрыть.

– Да, – согласился он. – Если б ты была мужчиной, ты бы могла надеть мой плащ. Но женщины плащи не носят. И потом, какой плащ, когда на дворе еще зима, хотя и март месяц.