Общага 90-е. Часть вторая

Я поднялся с кресла, наливаясь нестерпимым для глаз светом и увеличиваясь в размерах. Развернувшиеся крылья распластались по стенам небольшого кабинета, а сам кабинет неожиданно сотрясся, как при солидном землетрясении. Митрофанушка сбледнул с лица и схватился за стол, чтобы не свалиться на пол вместе с трясущимся креслом. А вот этого мне и надо! Я перегнулся через стол, материализуя в руке здоровенный мясницкий нож, больше похожий на топорик. Придавив свободной рукой руку Митрофанушки к столу, я со всей дури лупанул острым лезвием ножа по пальцам отморозка.

Опыта у меня в этом деле не было, поэтому удар вышел немного кривоватым. Нож глубоко вонзился в столешницу, а в стену глухо стукнули два отлетевших срубленных пальца. Брызнула кровь, вмиг залившая белую импортную рубашку «поло», натянутую в облипочку на дородные телеса Митрофанушки. Да и меня самого неслабо так забрызгало кровищей. Ублюдок тоненько заверещал и забился в испуге, пытаясь вырвать руку из моего захвата. Но не тут-то было — держал я крепко.

- Так ты хотел нормальных людей на куски резать?! Так, я спрашиваю?! Говори, падла?!

Митрофанушка, едва не теряя сознание от страха, заверещал едва не в ультразвуке:

— А-а-а! Прости-прости-прости! Не буду!!!

Но я уже вошел «в раж» — учить говнюка уму-разуму надо так, чтобы навсегда запомнил, и детям своим так делать заказывал! Со следующего замаха в сторону отлетел большой палец. Митрофанушка забился сильнее и заорал благим матом.

- Че, сука, осознал? — Еще одно движение и мой тесак ополовинил ладонь криминального босса с остатками пальцев, только косточки хрупнули.

Кровь хлестанула так, что мне залило глаза. По неопытности моя рука дрогнула, и перерубленная ладонь говнюка повисла на лоскуте кожи. Митрофанушка совсем побелел и неожиданно обмяк, впечатавшись головой в окровавленную столешницу.

- Спекся, сука, деятель сраный! — процедил я сквозь судорожно сжатые зубы — меня самого изрядно так подтряхивало, не каждый же день всяких уродов на фарш пускаю. Я опустил вскинутую в новом замахе руку с тесаком. — Какие мы нежные!

Я тряхнул рукой и мясницкий нож, по которому стекали красные тягучие капли, растворился в воздухе. Не отпуская изуродованную кисть толстяка, я освободившейся рукой двинул назад секундную стрелку на часах. Мир дернулся: Зябликов слегка поменял свое положение, измочаленная рука Митрофанушки вновь вернула свою целостность. Исчезли брызги крови с его рубахи, со стола и стен. Все опять стало чинно и благородно. Очнувшийся Митрофанушка молча лупал глазами, в недоумении пялясь на свою восстановившуюся культяпку.