Общая психопатология

«Однажды утром я проснулся с блаженным чувством, будто я воскрес из мертвых или родился заново. Я ощутил сверхъестественное наслаждение, потрясающее чувство свободы от всего земного… Охваченный светлым чувством счастья, я спрашивал себя: “Я – солнце? Кто я? Должно быть, я сияющий сын Божества…“ Дядюшка А., превратившись в Бога, придет за мной… Естественно, мы взлетим прямо на солнце, в это обиталище всех тех, кто воскрес из мертвых… В блаженном, просветленном состоянии я принялся петь и произносить торжественные речи; я отказывался от еды и больше не нуждался в еде; я ждал рая, где человек вкушает райские плоды» (Gruhle).

«Легкие облака подняли меня; казалось, мой дух с каждой минутой освобождался от связывавших его уз, и безымянное наслаждение и благодарность наполнили мое сердце… Во мне началась совершенно новая, небесная жизнь… Меня охватила неописуемая радость, я казался просветленным… Я чувствовал себя изумительно, я испытывал такое довольство… Мое тогдашнее состояние было достойно зависти… В своей душе я ощущал настоящее предвкушение неба… Мой голос зазвучал ясно и светло, и я все время пел…» (Engelken).

Другой больной называл свое блаженное чувство «радостью души». Он ощущал его как нечто божественное, как суть вечного блаженства. Такие больные наслаждаются абсолютно самодостаточным состоянием непобедимого радостного блаженства; впрочем, нам кажется, что телесные ощущения играют при таких состояниях чувств более существенную роль, чем обычно.

На начальной стадии болезни больной шизофренией различал три разновидности чувства счастья: (1) «интуитивное счастье», при котором он остается дееспособным; это полнокровное, беспрерывное ликование; символически он видит его как сферу, из которой в виде единой плотной массы вырастают другие сферы; (2) «блаженство», которое переживается на совершенно ином уровне; оно подобно парению; он пребывает где-то вверху, почти не ощущая собственного тела; (3) «интуитивное счастье» ощущается часто, а «блаженство» – редко; и лишь однажды он испытал приступ счастья на том же уровне, что и первая разновидность, но символически его лучше было бы выразить бесконечно вздымающейся ввысь волной – мощными, громоздящимися друг на друга массами. Это чувство самовозрастающего счастья. Что касается блаженства, то оно, напротив, представляет собой покой. Оно совершенно самодостаточно, то есть лишено содержания. Наряду с душевным счастьем ощущается и физическое, но оно более «поверхностно». Волна счастья казалась светлой и пустой внутри и темной снаружи – подобно коже, под которой ничего нет. Казалось, она постоянно рвется ввысь и существует сама по себе, вне связи с чем бы то ни было. В конце концов она исчезла, оставив после себя состояние душевной опустошенности. Чувство счастья было бессодержательным, но светлым; другие счастливые переживания были не столь утонченными, но более оформленными. Больной чувствовал, что не сможет выдержать это состояние еще раз; по его словам, оно невыносимо, поскольку возникает изнутри и поэтому грозит уничтожить его физически.

Следующий случай может служить примером того, как чувство счастья связывается с бредом отношения и выступает в качестве источника последнего: «Казалось, все могут видеть, как я счастлива, и сами становятся счастливы, глядя на меня… Во мне словно было что-то божественное. Пожилые люди приходили на вокзал, чтобы бросить взгляд в мое купе… Все лезли из кожи вон, чтобы поймать мой взгляд; офицеры, высокопоставленные чиновники, дамы и господа с детьми бежали в мою сторону в надежде, что я взгляну на них… Я находила все это прекрасным, но мне нужно было знать, кто я и что я. Не стала ли я совершенно другим человеком?.. Потом я заплакала, так как мне постоянно нужно было двигаться дальше; но я чувствовала себя бесконечно счастливой. Даже животные были рады видеть меня; в знак почтения ко мне лебеди раскрывали крылья» (Rümke).