У больной (Энгелькен [Engelken]) была любовная связь с Вильгельмом X. По истечении медленно развивавшихся стадий депрессии и мании у нее наступил психоз. Излечившись от острой фазы, она описала дальнейшее течение своей болезни следующим образом: «Я пронзительно рыдала; я была совершенно вне себя; я звала людей, которые были мне дороги. Мне казалось, что все сосредоточилось вокруг меня. Через мгновение все было забыто; воцарилась бьющая через край веселость. Весь мир завертелся в моей голове. Все смешалось – мертвые и живые; я стала центром, вокруг которого все вращалось; я явственно слышала голоса мертвых, а среди них иногда и голос Вильгельма X. Я испытала неописуемое счастье при мысли о том, что снова принесу своей матери живого Вильгельма (я потеряла брата, носившего это имя)… Но загадка была для меня слишком тяжела, слишком запутанна; я была страшно возбуждена; я жаждала покоя… Мой брат пришел ко мне, он был напуган, он выглядел как скелет, казалось, он совершенно не знает того, что переполняет меня… Я могу сравнить это с опьянением шампанским – лучшего сравнения не придумаешь… Я увидела еще несколько фигур – одну роскошную даму, – тогда я почувствовала себя Орлеанской девой, я ощутила, что должна бороться за своего возлюбленного, должна завоевать его. Я страшно устала, но у меня все еще сохранялась сверхчеловеческая сила. Они не могли меня удержать даже втроем. В то время я была уверена, что он ведет свою борьбу по-иному, что он воздействует на людей. Я тоже стремилась что-то сделать. Круг, внутри которого действовало мое духовное могущество, был закрыт; поэтому я хотела применить свою физическую силу. Потом я, по-видимому, безумно рыдала, но я об этом не помню. Я хотела осчастливить мир через жертвоприношение, рассеять всякое непонимание. Было предсказано, что 1832 год будет важным. Я хотела сделать его важным. Если бы другие люди испытывали чувства, подобные моему, весь мир обратился бы в рай. Мне казалось, что я – второй Спаситель; я думала, что могу сделать мир счастливым и важным благодаря своей любви. Я хотела молиться за грешников, лечить больных, пробуждать мертвых. Я хотела высушить их слезы; только осуществив это, я могла бы стать счастливой, ничего больше не желая. Я звала мертвых так часто, как только могла. Я чувствовала себя так, словно нахожусь в подземелье, среди мумий, которых я должна разбудить своим голосом. Изображение Спасителя и его образ соединились в одно; он стоял передо мной такой чистый и нежный. Потом он был убийцей моего отца, он был подобен заблудшему, за которого я должна была молиться. Я тяжело работала и только в пении находила свое исцеление… Каждой идее я должна была прежде всего придать упорядоченность и последовательность; после этого я искала новые идеи. Мои волосы, казалось, связывали нас друг с другом. Я хотела бросить их в него, чтобы мой внутренний голос дал мне новые мысли для моей работы. Мельчайшие детали имели для меня глубочайшее значение… Моей последней работой по французскому языку было сочинение “Наполеон в Египте”. Казалось, я переживаю все, что мне довелось выучить, услышать или узнать из книг. Я думала, что Наполеон вернулся из Египта, но не умер от рака желудка. Я была чудесной девушкой, в чьих глазах стояло его имя. Мой отец также возвратился вместе с ним. Он был его большим почитателем. Так продолжалось днем и ночью, пока меня не привезли сюда (в больницу. –