«На протяжении большей части экономической истории господствовал тип обмена, характеризуемый персонифицированными отношениями сторон в процессе мелкого производства и местной торговли. Обычно такой обмен отличался повторяемостью, культурной гомогенностью (т. е. наличием общего набора ценностей) и отсутствием контроля и принуждения со стороны третьих лиц (в чем и не было особой необходимости). В этих условиях трансакционные издержки невысоки, но зато трансформационные издержки были велики ввиду того, что специализация и разделение труда находились в зачаточном состоянии. Для такого типа обмена характерны небольшие экономические или торговые общности» (Норт 1997, с. 54).
Объединение общин в вождества и государства не меняло саму природу общины. Традиционный порядок, коренившийся в общине, нельзя было преодолеть и на уровне империи. Роберт Лопес перечисляет некоторые препятствия, которые не позволили древнеримской экономике выйти за ограничения простого самовоспроизводства. По нашему мнению, это перечисление можно распространить и на другие традиционные государства (см. Lopez 1976, p. 7–8):
● полная или частичная правительственная монополия на производство и обращение соли, зерна, металлов, мрамора и т. д.;
● ограничения на внешнюю торговлю, запрет на вывоз золота, стратегических материалов, продовольствия;
● отсутствие спроса на иноземные товары ввиду почти полного самообеспечения;
● слабая внутренняя торговля из-за постепенной унификации производства и потребления;
● «самым серьезным препятствием для коммерческого развития было психологическое препятствие; торговля считалась низменным занятием, недостойным джентльменов, но вполне подходящим для простолюдинов, которые не смогли бы найти более достойного средства к существованию».
Для преодоления простого самовоспроизводства был необходим не просто излишек от сельскохозяйственной деятельности, взятый в его натуральной форме барщины или оброка. Для такого преодоления было необходимо, чтобы излишек приобрел стоимостную, то есть денежную форму, чтобы он накапливался, то есть сберегался и инвестировался, направлялся не на потребление, а на производство. Прибавочная деятельность и ее продукты должны были превратиться в прибавочную стоимость, а прибавочная стоимость — в капитал. Капитал, более сложные виды и средства деятельности, в которых он материализуется, не мог быть создан только в сельском хозяйстве, он требовал развития коммерции и ремесел:
«Без капитала и, следовательно, со скромными инструментами ремесленник быстро достигал потолка — объема, который он мог произвести в одиночку. Это, в свою очередь, создавало замкнутый круг: он производил мало излишков, потому что у него не было приспособлений для экономии труда и денег, чтобы нанять помощников — и не мог купить приспособления или нанять помощников, потому что производил мало излишков. Без сомнения, этот круг можно было бы разорвать, если бы он нашел кого-нибудь, готового одолжить ему капитал; но низкая отдача от инвестиций не позволяла ему получить кредит на разумных условиях» (Lopez 1976, p. 9).
Во второй части настоящей книги мы более подробно рассмотрим, как был преодолен замкнутый круг простого самовоспроизводства. Возрастание смыслов нельзя остановить — поскольку нельзя остановить гонку с неопределенностью. Эволюция смыслов постоянно продолжается и ведет к постепенному росту эффективности и производительности. Постепенное, пусть и очень медленное, развитие сельского хозяйства было одной из необходимых предпосылок для коммерческой и промышленной революций:
«Как демографический рост был основным двигателем сельскохозяйственного прогресса, так сельскохозяйственный прогресс был важной предпосылкой коммерческой революции. Пока крестьяне едва могли обеспечивать свое существование и существование своих помещиков, вся остальная деятельность должна была быть минимальной. Когда излишки продовольствия увеличились, стало возможным высвобождать больше людей для государственных, религиозных и культурных занятий. Города вновь вышли из затянувшейся депрессии. Купцы и ремесленники были в состоянии сделать больше, чем предоставить пригоршню предметов роскоши для богатых и очень немного предметов первой необходимости для всего аграрного сообщества. С этой точки зрения уместно сказать, что революция началась с усадьбы» (Lopez 1976, p. 56).
Там, где развитие