«Трудность управления творчеством заключается в его неизбежной случайности. Творческие акты либо просто случаются, либо просто не случаются. Их можно “заманить” настойчивостью или энтузиазмом, но не заставить. Как писал Макс Вебер, “идеи приходят к нам тогда, когда это угодно им, а не тогда, когда это угодно нам” [М. Вебер «Наука как призвание»]. Неисчислимость творчества делает его двойственным. Это одновременно и желательный ресурс, и угрожающий потенциал. С опытом его случайности и моральной двусмысленности приходит потребность направлять его, использовать его продуктивную и ограничивать его деструктивную способность. С одной стороны, творчество должно быть мобилизовано и высвобождено; с другой стороны, его нужно регулировать и обуздывать, направлять на конкретные проблемы и держать в стороне от других. Его освобождение и его одомашнивание неразрывно переплетены. Мечта о тотальном контроле обречена на разочарование, потому что творчество невозможно без элемента анархической свободы и стремления к разрушению. Режимы контроля меняются, но попытки взять творчество под контроль остаются. Диагноз и рецепт здесь совпадают. Творчество — это, во-первых, то, чем обладает каждый, антропологическая константа, человеческая
Возникновение и постепенное приближение безусловного дохода к базовому уровню есть отражение этого процесса постепенной автоматизации рутинных процессов по производству вещей и услуг. Технологии, взятые в их нематериальности, в качестве знаний, обладают свойством всеобщей потребительной ценности, а автоматизация технологий превращает их самих и их продукты в общественные блага:
«Всякое формализуемое знание может быть отделено от своего материального и человеческого носителя, практически бесплатно размножено в компьютерной форме и без ограничений используемо в универсальных машинах. Чем шире оно распространяется, тем выше его общественная полезность. Напротив, его товарная стоимость по мере распространения падает, стремясь к нулю: оно становится общим достоянием, доступным всякому» (Горц 2010, с. 14).
Казалось бы, идеализация должна вести к окончательному вытеснению человека из производства. Но производство не может развиваться само по себе, независимо от человека, как
Наше разделение между производством вещей и производством идей до известной степени условно. Не существует четкой границы между одним и другим, между алгоритмом и творчеством, и возрастание смыслов будет вести к автоматизации и тех видов деятельности, которые, как считается сегодня, не подвержены ей. Потенциал роста производительности по мере идеализации ведет к необходимости более жесткого выбора в потреблении, к тому, что мы в главе 7 назвали аскетизмом. Чем шире у человека выбор, тем более жесткими критериями он вынужден руководствоваться:
«Суперизобилие, которое требует постоянной и все более активной фильтрации, переживает взрывной рост во многом благодаря тому, что вещи в совокупности становятся дешевле. В целом технологии со временем стремятся стать бесплатными, отсюда и возникает изобилие. Сначала в это трудно поверить, однако так происходит с большинством вещей, которые мы создаем. Если технология долго остается актуальной, ее стоимость постепенно приближается к нулю (но никогда его не достигает). Со временем любая конкретная технологическая функция будет работать так, словно она ничего не стоит. Это стремление стать бесплатными, кажется, свойственно и базовым вещам, таким как продукты и материалы для производства чего бы то ни было (которые часто называют сырьевыми товарами), и сложным предметам вроде электроники, а также услугам и нематериальным вещам» (Келли 2017, с. 220).