Общая теория капитала. Самовоспроизводство людей посредством возрастающих смыслов. Часть вторая

«… Капитализм, достигший господства в современной хозяйственной жизни, воспитывает и создает необходимых ему хозяйственных субъектов — предпринимателей и рабочих — посредством экономического отбора. Однако именно здесь со всей отчетливостью проступают границы применения понятия “отбор” для объяснения исторических явлений. Для того чтобы мог произойти соответствующий специфике капитализма “отбор” в сфере жизненного уклада и отношения к профессии, то есть для того чтобы определенный вид поведения и представлений одержал победу над другими, он должен был, разумеется, сначала возникнуть, притом не у отдельных, изолированных друг от друга личностей, а как некое мироощущение, носителями которого являлись группы людей» (Вебер 1990, с. 76–77).

Классы — это устойчивые социальные категории, их устойчивость определяется общими условиями их деятельности — как материальной или социальной, так и мыслительной. Если верно, что марксизм с его идеями классовой борьбы является следствием процесса образования классов в капиталистическом обществе-системе, то точно так же верно, что марксизм стал причиной разрастания классовой борьбы.

Коммерческая революция и рост населения

В природе человека заложено стремление оставить после себя потомство. «У жизни нет иной цели, кроме самой жизни. Жизнь существует до тех лишь пор, пока она обеспечивает свое собственное продолжение» (Хайек 1992, с. 229). Однако это инстинктивное стремление по-разному реализуется в различных обстоятельствах самовоспроизводства. Простое самовоспроизводство было основано на удовлетворении минимальных потребностей работников и их детей за счет приложения наименьших усилий, это вело к периодическому попаданию в мальтузианскую ловушку, а в длительном периоде — к стагнации или очень медленному росту численности населения:

«За исключением культурных различий, все крестьяне традиционной эпохи вели себя как азартные игроки. Они пытались удержаться на скользком краю излишка пищи слишком долго, ставя на то, что погода даст возможность получить хороший урожай и через год. Но учитывая низкую продуктивность полей и сравнительно высокое соотношение семена/ жатва, они время от времени проигрывали, и часто катастрофически. Подобный шаблон поведения — достижение минимального уровня продовольственной безопасности и материального благополучия с наименьшими затратами физического труда — назвали “компромиссом существования”» (Смил 2020, с. 125–126).

Со становлением развитого товарного производства связывается начало устойчивого роста населения, то есть прекращение мальтузианских циклов увеличения и уменьшения человеческой популяции. Как говорит Джоэль Мокир, «хотя трудно поверить в то, что совпадение краха мальтузианского мира с началом промышленной революции было чистой случайностью, убедительный механизм, который связывал бы оба эти события, остается неизвестным» (Мокир 2017, с. 475).

Для роста населения недостаточно производить необходимый продукт, позволяющий удовлетворять минимальные потребности существующего населения, для роста населения необходим постоянно возрастающий продукт. Но и производство излишков в сельском хозяйстве само по себе не ведет к росту населения. При простом самовоспроизводстве тоже имелись прибавочный продукт и прибавочный труд, но использовались они главным образом для потребления правящего класса и строительства непроизводительных сооружений: храмов, замков и т. п.

«Одного лишь продовольственного излишка недостаточно, чтобы сдвинуть общество от аграрного равновесия к коммерческой неугомонности. Мы видели, что римские землевладельцы-рабовладельцы, распоряжавшиеся большей частью сельскохозяйственных излишков, не принимали активного участия в бизнесе; торговля и промышленность росли до определенного предела, а затем приходили в состояние золотой посредственности. Средневековые сеньоры в целом еще более пренебрежительно относились к торговле; лучшее, чего можно было ожидать от них, это того, чтобы они покровительствовали слегка улучшенной версии коммерческой и промышленной посредственности. Подобную закономерность можно наблюдать и в долгой истории Китая, несмотря на очевидные различия в деталях. Древняя экономика и общество Китая имели много общего с древним Римом: сельское хозяйство имело первостепенное значение, торговля и промышленность были адекватными, но второстепенными. Безопасность и стабильность, а не рост, были высшим идеалом правящих классов» (Lopez 1976, p. 56–57).