— С журналами. Они что, выхватили бы из журнала какой-нибудь — как там они называются — вкладыш и полоснули меня картонкой?
— Твой бифштекс готов.
Он слышал, как шипит мясо.
— Уже иду.
Марв снял правый ботинок с помощью левого, однако левый пришлось снимать руками. На носке ботинка темнело пятно. Сначала Марв подумал, что это грязный снег.
Но нет, это была кровь.
Та самая кровь, которая натекла из ноги того парня, просочилась сквозь пол фургона на улицу.
Попала Марву на ботинок.
Черт, вонючие чеченцы!
Дайте тупому время. Дайте умному цель.
Когда он пришел на кухню, Дотти, в домашнем платье и тапочках с мохнатыми лосями, сказала, не отводя взгляда от сковороды:
— У тебя усталый вид.
— Ты даже не взглянула.
— Я смотрела вчера. — Она вымученно улыбнулась ему. — Вот, смотрю.
Марв прихватил из холодильника пиво, силясь выбросить из головы того парня с ногой и долбаного чеченца, который завинчивал ключом сверло.
— И как? — спросил он Дотти.
— У тебя усталый вид, — сказала она живо.
После ужина Дотти отправилась в гостиную смотреть свои любимые передачи, а Марв пошел в спортзал на Данбой-стрит. Он выпил слишком много пива, чтобы тренироваться, но всегда можно просто посидеть в парилке.
В это время там не было ни души — едва ли кто-то был и в зале, — и когда Марв вышел из парилки, он почувствовал себя гораздо лучше. Ощущение было такое, как будто он здорово потренировался. Если вспомнить, обычно так и бывало, когда он занимался в зале.
Он пошел в душ, втайне жалея, что не принес с собой контрабандой пива, потому что ничто не сравнится с холодным пивом под горячим душем да после тренировки. Марв вышел и начал одеваться у своего шкафчика. У соседнего стоял Эд Фицджеральд, лениво поигрывая замком.
— Я слышал, они разозлились, — сказал Фиц.
Марв начал натягивать вельветовые брюки.
— Кому понравится? Их же ограбили.
— Вонючие чеченцы разозлились. — Фиц чихнул, но Марв был совершенно уверен, что не от простуды.
— Нет, с ними все в порядке. И с тобой тоже. Просто сиди тихо. И брату своему скажи. — Он поглядел на Фица, завязывая шнурки. — Что у него с часами?
— В смысле?
— Я заметил, что они стоят.
Фиц казался смущенным:
— Они никогда и не шли. Наш старик подарил их брату на десятилетие. Часы остановились, кажется, на следующий день. Старик не мог их вернуть, потому что не покупал, а украл. Он сказал Браю: «Не ссы! Они показывают верное время дважды в сутки». Брай без них никуда не ходит.
Марв застегнул рубашку, под которой была майка-«алкоголичка».
— Пусть купит себе новые.
— А когда мы хапнем общак? Я не хочу рисковать своей жизнью, своей гребаной свободой да и вообще всем, на хрен, ради занюханных пяти кусков.
Марв закрыл свой шкафчик, перебросил через руку пальто.
— Просто поверь, что я не какой-нибудь там болван, у которого нет плана в башке. Когда самолет падает, какой компанией безопаснее всего лететь на следующий день?
— Той, которой принадлежал гробанувшийся самолет. — Марв широко улыбнулся.
— Вот тебе и ответ.
Фиц вышел из раздевалки вслед за Марвом:
— Я ни слова не понял из того, что ты сказал. Как будто ты говорил на бразильском.
— В Бразилии говорят на португальском.
— Правда? — удивился Фиц. — Ну и хрен с ними!
Глава шестая
Via crucis[5]
Все уже разошлись после утренней мессы, в том числе и детектив Торрес, который скользнул по Бобу пренебрежительным взглядом, проходя мимо. Отец Риган скрылся в ризнице, чтобы снять облачение и помыть чаши для причастия (раньше это была работа алтарного мальчика, но теперь поди найди его, чтобы тот приходил к семи утра), а Боб все сидел на скамье. Он не молился, а просто сидел, объятый глухой тишиной, которую редко найдешь за стенами церкви в полную забот рабочую неделю. Боб мог вспомнить целые годы, когда с ним ничего не происходило, ничего не менялось. Годы, когда он поднимал взгляд на календарь, думая, что там март, и видел, что уже ноябрь. Однако за последние семь дней он нашел собаку (до сих пор безымянную), познакомился с Надей, побывал под дулом пистолета грабителей, поселил собаку у себя и еще видел гангстеров, которые пытали человека в фургоне.