Общественное мнение

Отсутствие таких точных тестов, по-моему, как ничто другое помогает понять характер профессии журналиста. Журналист располагает очень небольшим корпусом точного знания, для оперирования которым не требуется никаких особых способностей или подготовки. Все остальное зависит от усмотрения самого журналиста. Как только он покинул город, в администрации которого четко зафиксировано, что Джон Смит обанкротился, все жесткие стандарты исчезают. Рассказ о причинах неудачи Джона Смита, о его пороках, анализ экономических условий, из-за которых он разорился, может быть подан по-разному. В прикладной психологии не существует авторитетной установки, подобной установкам в медицине, технике и даже праве, которая бы корректировала мысль журналиста в процессе перехода от новостей к размытой сфере истины. Не существует инструментов ни для управления мыслью журналиста, ни для ограничения суждений читателя или издателя. Версия истины, предлагаемая журналистом, — это исключительно его версия. Как он может продемонстрировать истину в том виде, в каком она ему предстает? Он не может этого сделать. Он способен на это не в большей мере, чем Синклер Льюис способен продемонстрировать, что рассказал всю правду о Главной улице. И чем больше журналист понимает собственную слабость, тем легче ему признать, что при отсутствии объективной проверки его мнение в значительной мере скроено из его собственных стереотипов, согласно его собственному кодексу и вытекает из его интересов. Он знает, что видит мир через очки субъективности. Он не может отрицать, что, используя метафору Шелли, подобен витражу, который, пропуская через себя белый свет вечности, окрашивает его в разные цвета[384].

И это знание умеряет его самоуверенность. Ему могут быть присущи все формы нравственной отваги, и иногда они ему действительно присущи. Но у него отсутствует та уверенность в определенных технических приемах, которые, в конце концов, освободили физические науки от теологического контроля. Именно постепенное развитие неоспоримого метода обеспечило физику интеллектуальную свободу от всех властей мира. Его доказательства стали такими прозрачными, его эмпирические данные так превзошли традицию, что он, в конце концов, сбросил с себя все узы контроля. Но у журналиста нет такой поддержки ни в собственном сознании, ни на деле. Стоящий над ним контроль мнений его работодателей или читателей — это не контроль истины над предрассудком, но одного мнения — над другим мнением, которое, к тому же, не является очевидно истинным. Выбор между утверждением судьи Гэри[385], что профсоюзы уничтожат американские социальные институты, и утверждением Гомперса[386], что они являются ассоциациями, защищающими права человека, в значительной мере определяется желанием верить кому-то из них.

Перед репортером не ставится задача сгладить противоречия между разными позициями и свести их к такому состоянию, когда о них можно сообщить как о новости. Журналист может и должен донести до людей неопределенность истины, на которой основаны их мнения, и путем критики и агитации побудить социальную науку к более практическим формулировкам социальных фактов, а государственных деятелей — к организации более действенных социальных институтов. Иными словами, пресса может сражаться за расширение области истины, о которой можно сообщать в газетах. Но если исходить из того, как организована социальная истина сегодня, то можно сказать, что пресса не способна от номера к номеру поставлять то количество знания, которого требует демократическая теория общественного мнения. И, как показывает качество новостей в радикальной прессе, это связано не столько с Грошовым Чеком, а скорее с тем фактом, что пресса имеет дело с обществом, в котором отсутствует нормальная система записи деятельности правящих сил. Теория, что пресса сама может регистрировать эти силы, лжива. Обычно она может зафиксировать только то, что уже было зарегистрировано для нее действующими социальными институтами. Все остальное — это суждение и мнение, а они колеблются вместе с превратностями, которым подвержены самосознание и разум человека.

Если пресса не является таким бесконечно порочным и злокозненным предприятием, каким его изображает Синклер, она гораздо более хрупка и уязвима, чем это до сих пор считали теоретики демократии. Она слишком хрупка, чтобы нести на себе всю тяжесть народного суверенитета и стихийно являть нам истину, которая, по мнению демократов, является врожденной. И когда мы ждем, что пресса явит нам такой корпус истинных фактов, то используем вводящий в заблуждение способ оценки. Мы неправильно понимаем ограниченную природу новостей и безграничную сложность общества; переоцениваем свое терпение, дух общества и всеобщую компетентность. Мы исходим из предположения о потребности общества в неинтересных истинах, которая не подтверждается беспристрастным анализом наших собственных вкусов.