Общественное животное. Тайные источники любви, характера и успеха

В отсутствие здоровой социальной ткани политика становится поляризованной. Государство представлено одной партией. Другая партия теперь представляет рынок. Первая партия старается отдать власть и деньги в руки правительства; вторая старается конвертировать власть и деньги в ваучеры и другие рыночные инструменты. И обе партии дружно игнорируют все промежуточные институции гражданской жизни.

В социально истощенных обществах люди начинают искать свою идентичность в политических партиях и фракциях. Другого выхода у них не остается. Политики и политические комментаторы, воспользовавшись этим психологическим вакуумом, превращают партии в объект культового поклонения, требуя от сторонников неукоснительной клановой верности и вознаграждая за нее послушных и покорных.

Как только политика превратилась в сражение одной группы против другой, стал невозможен подлинный политический компромисс. Вся жизнь превратилась в статусную войну «людей моего лагеря» против «людей из другого лагеря». Даже небольшая уступка расценивается как моральная капитуляция. Те, кто пытается строить отношения с представителями «вражеской» партии, подвергаются остракизму. Среди политиков верность партии ценится выше, чем верность государственным институтам – таким как сенат или палата представителей. Политика перестала быть сферой переговоров и компромиссов, она стала полем сражения за почести и клановое превосходство. Из-за этой партийной деформации упало доверие к правительственным и политическим институтам.

В тесно спаянных обществах люди ощущают непрерывную связь, спаивающую различные общественные и государственные институты: семья спаяна с кварталом, квартал связан с городом, город – с региональной ассоциацией, эта последняя – с национальной ассоциацией, а они, в свою очередь, с федеральным правительством. В разорванных обществах рвется и эта цепь, и вместе с ней рвется чувство единства общества. Государство воспринимается как чуждая сила, которая по какому-то праву вмешивается во все. Люди теряют веру в способность государства делать хоть что-то правильно и начинают цинично и презрительно относиться к национальным лидерам.

Вместо приверженности к братским узам и готовности, когда потребуется, приносить общие жертвы на алтарь общества и страны, начинает господствовать циничный лозунг: «Хватай, что можешь, пока это не украли другие». Результатом становится невиданный рост государственного долга и нежелание общества пойти хоть на какую-то жертву – будь то согласие на повышение налогов или на урезание расходов для повышения финансовой ответственности. Ни одна сторона не верит в искренность другой, не верит, что она будет выполнять свои обещания. Ни одна партия не верит, что другие партии разделят с ней общие тяготы. Без социального доверия политика превращается в грубое толкание локтями.

Мягкий подход

Гарольд был уверен в том, что когнитивная революция опровергнет индивидуалистическую политическую философию и основанные на ней методы практической политики. Когнитивная революция продемонстрировала, что человеческая личность складывается в процессе межличностных отношений. Здоровье общества определяется здоровыми отношениями, а не тем, насколько оно способно обеспечить индивидуальную свободу.

Следовательно, конечной целью политики не должна быть свобода. В центре внимания политики должен находиться характер общества. Политические, религиозные и социальные институты влияют на подсознательный выбор поведения, определяющего архитектуру общества. Эти институты могут создавать условия, которые либо стимулируют созидательное поведение, либо препятствуют ему. Если эра рационализма поставила в центр политической мысли индивида, стремящегося к максимальной общественной пользе, думал Гарольд, то новая эра должна поставить в центр политической мысли врачевание социальных связей. Эра рационализма заботилась об экономике, новая эра должна думать об обществе.

Социоцентрические интеллектуальные течения, надеялся Гарольд, снова поставят в центр политической жизни обсуждение характеров и добродетелей. Можно закачивать миллионы долларов в бедные регионы, но без воспитания культуры самоограничения совершить там благоприятные социальные сдвиги не удастся. Можно повышать или снижать налоги, но без воспитания общественного доверия новые компании не будут создаваться, а люди не будут вкладывать в них деньги. Можно ввести всеобщие выборы, но без ответственных граждан демократия не расцветет. Криминолог Джеймс К. Уилсон, посвятивший всю жизнь изучению публичной политики, тоже пришел к этой основополагающей истине^{453}: