Адрес ее электронной почты был
Вначале тренер называл ее Маленький Мак, так как манерой игры она напоминала Джона Макинроя[51]
. Но однажды произошло ужасное событие. Это было весной, когда Эрика училась на втором курсе «Академии». Их команда играла на корте какой-то школы в респектабельном пригороде. Эрика была посеяна под вторым номером и должна была участвовать в одиночных встречах после обеда.Тренер наблюдал за первым геймом из-за ограждения, и было видно, что он расстроен. Первая ее подача ушла в аут. На второй подаче мяч попал в сетку. Проиграв три гейма с сухим счетом, она совсем потеряла форму. При ответном ударе она слишком сильно размахивалась, а на подаче слишком низко опускала руку, и мяч летел куда угодно, только не на противоположный конец корта.
Тренер велел Эрике сосчитать до десяти, успокоиться и взять себя в руки, но она смотрела на него, как дикий зверь, и лицо ее исказилось от ярости и переживаний. Она встала на краю корта, ожидая мяча, но думала не о мяче, а о своем отчаянном разочаровании. Ответные удары шли в сетку, мяч улетал за пределы корта или далеко в сторону, и каждый раз с ее губ шепотом срывалось непристойное ругательство.
Тренер принялся забрасывать ее советами. Придержи плечо. Двигайся. Работай над броском. Беги к сетке. Но Эрика словно потеряла голову, сорвалась в штопор беспорядочных действий. Она лупила по мячу изо всех сил, словно вымещая на нем ненависть к себе, которая только усиливалась после каждого промаха. По совершенно непонятной причине она начала портить собственную игру. Отбитые ею мячи летели под ограждение, она даже не пыталась принять подачу соперницы. В перерыве она топнула ногой, а ракетку бросила на пол, за спинку своего стула. После очередного неудачного удара она швырнула ракетку в ограждение. Тренер вышел из себя: «Эрика! Приди в себя или уходи с корта!»
Эрика выиграла следующую подачу и сверкнула глазами на тренера. После следующей подачи мяч попал в корт, но судья объявил: «Аут!»
– Вы что, с ума тут, блин, посходили? – заорала Эрика. На всех кортах тут же прекратили играть. Эрика швырнула ракетку на землю и бросилась к сетке с таким видом, словно она сейчас задушит любого, кто встанет у нее на пути. Соперница, судья на линии, товарищи по команде – все отпрянули назад. Эрика пылала от злости.
Она прекрасно понимала, что неправа, что ведет себя ужасно, но при этом ей было хорошо. Ей хотелось ударить кого-нибудь, насладиться видом текущей из разбитого носа крови. Глядя на окружающих, она ощущала свою силу и власть над ними. Ей хотелось кого-нибудь унизить.
Прошло несколько томительных секунд, но к Эрике никто не подходил. Не дождавшись подходящей жертвы, Эрика выбежала с корта и бросилась к своему стулу. Плюхнувшись на него, она низко опустила голову. Она была зла на всех, но не на себя. Все уроды, уроды – ракетка, мяч, соперница. Подошел тренер. Он был в ярости, не уступавшей ярости Эрики. Он схватил ее за руку и рявкнул:
– Уходи отсюда! Давай, пошли!
– Не смей, блин, меня трогать! – оттолкнула она тренера, но все же встала и пошла к автобусу на три шага впереди него. Поднимаясь в салон, она врезала кулаком по стенке автобуса и затопала по проходу. Сумку она швырнула в сторону, а сама плюхнулась на заднее сиденье. Она просидела там полтора часа, ожидая окончания матча, а потом тихо кипела всю дорогу до дома.
В тот вечер она замкнулась в себе. Она ни в чем не раскаивалась. Ей было наплевать, будут у нее неприятности в «Академии» или нет. Она была непробиваемо упряма и грубила, если кто-нибудь пытался с ней заговорить.
В школе в тот вечер все говорили только о том, как Эрика сошла с ума на корте. На следующий день уроки были отменены. Так делали, когда в школе случалось что-то ужасное. Ученики и учителя собрались на час в спортзале. Говорили о спортивном поведении, о духе спорта. Имя Эрики не было названо ни разу, но все знали, что речь идет о ней. Учителя и администраторы то и дело отводили ее в сторону для разговора – кто сурово, кто более мягко, – но история не сохранила подробностей этих бесед.