Общество мертвых пилотов

Свободное место в кабине УРАЛА распределялось всегда по старшинству, и Беляков, подхватив свою сумку, сразу полез в будку. Оттуда подал руку Семченко. Пока устраивались на деревянных скамьях, из-за гаража выскочил встрепанный лейтенант. Гриша помог забраться в машину и ему.

– Вы в Город? То есть, здрасьте!

– А то куда же? – ухмыльнулся в прокуренные усы Семченко. – Только не «здрасьте» нужно говорить, а здравия желаю, товарищи офицеры. И садись шустрей. Автобус скоро отправляется. Не забудь только талончик прокомпостировать, а то сегодня на линии работает контроль.

– Юмор понял, – белозубо заулыбался лейтенант и рефлекторно пригладил непослушную челку.

Пока Гриша пытался вспомнить его фамилию – слишком большое пополнение было за последний год, всех уже и не упомнишь, – полковой УРАЛ проскочил КПП и стал понемногу набирать скорость. На стыках «бетонки» машину ощутимо потряхивало. Все трое заерзали на узкой скамье, растянувшейся вдоль глухого борта. В полусумраке жестяной будки, куда через мутные задние стекла свет почти не пробивался, Грише всегда хотелось спать. Он зевнул и посмотрел на Семченко. Тот вытащил из кармана мятую пачку «Примы», но, немного подумав, сунул ее обратно. Дышать в нагретой солнцем будке и так было нечем.

– Хорошо сидим, – хмыкнул Семченко.

– А то, – согласился Гриша, и вытянулся на скамье, подложил под голову сумку. Дорога в Город занимала обычно полтора часа. Можно и вздремнуть…

* * *

Недовольство жены Беляков почувствовал с самого утра. Обычно из общей кухни в конце длинного коридора звуки до их комнатки не долетали, но сейчас он прекрасно различал и раздраженное звяканье кастрюль, и резкий грохот половника, и дребезжанье передвигаемой посуды. Татьяна делала вид, что готовит завтрак. Он делал вид, что ничего не замечает. Со стороны кухни волна за волной накатывали негативные эмоции. Ничем хорошим это, естественно, закончиться не могло. А он уже пообещал Вадьке культпоход. С мороженым, пирожками, газировкой, сладкой ватой, качелями-каруселями и прочими детскими радостями, которые взрослым кажутся весьма незначительными…

Скрипнула дверь. Татьяна появилась с кастрюлькой, завернутой в несвежее полотенце. Гриша молча расчистил стол и вопросительно взглянул на жену. Стол был единственный – и обеденный, и рабочий. Второй бы просто не влез в их маленькую комнатку.

– Поставь тарелки, – холодно сказала Татьяна. – Вадик, почему ты еще руки не помыл?

Вадик сидел на полу, увлеченно раскладывая новый конструктор, и вовсе не ожидал подвоха.

– Можно я машинку соберу?

– Быстро садись за стол! Я кому сказала?!

– Тань, не заводись, – попросил Беляков, расставляя тарелки. – Вадька ни при чем.

– Все вы ни при чем, как я посмотрю, одна только я кручусь целыми днями между работой и кухней, так что ноги и руки отваливаются! – взвизгнула Татьяна. – И помощи от вас вообще никакой. За что ни возьмись – все время одна!

Вскинув подбородок, Татьяна замерла с прямой спиной и уставилась в одну точку. Гриша знал, что сейчас лучше промолчать. И тогда скандал может ограничиться одиночным выстрелом. Но все равно не удержался и попытался перевести разговор на какую-нибудь безопасную тему…

– Каша? – Беляков вдохнул пар, приподнимая крышку кастрюльки.

– Да, каша. А что, не нравится? Тогда убирайся к этой своей сучке, пусть она тебя разносолами и кормит. Нет у меня для тебя разносолов, дорогой! Не успела подготовиться к неожиданному приезду дорогого гостя!

– Тань, да что сегодня с тобой? – Беляков хотел успокоить жену, но она зло стряхнула его руку с плеча, всхлипнула и выскочила из комнаты. Гриша вздохнул, заметив, каким испуганным взглядом проводил мать Вадик.

– Сыночек, ты садись, покушай, а машинку твою мы потом вместе соберем. – Гриша подвинул поближе кастрюльку и половник. – Тебе как, побольше или поменьше?

– По среднему, – серьезно сказал Вадик и внимательно взглянул на свои ладошки. – А руки нужно мыть?

– После помоешь, – разрешил Гриша.

Вадик с сомнением покачал головой.

– Мама будет ругать…

Пока сын бегал к общему умывальнику в коридоре, Беляков положил ему в тарелку молочной каши и отпилил тупым ножом пару ломтей от белого батона. Свою тарелку он оставил пустой. С утра аппетита не было совершенно. Грише вполне хватило бы чаю с бутербродом, но разве Татьяну в этом убедишь. Если уж начнет хлопотать, то не остановится…

– Пап, а мама огорчилась, да?

– Думаю, да. Она огорчилась.

– А ты извинись, и она перестанет огорчаться.

Вадик посмотрел на отца, хлопнул длинными ресницами и как-то уж очень жалобно шмыгнул носом. У Белякова сжалось сердце. Пришлось искать Татьяну. Нашлась она в пустой по причине раннего часа общей кухне. Татьяна сидела за общим столом, покрытым всегда липкой клеенкой, и пристально смотрела в пустоту двора.

Гриша опустился на корточки и несколько минут смотрел на жену снизу вверх.

– Тань, ну почему, как только я дома, мы сразу начинаем ссориться?

– А то не знаешь?

Гриша коротко пожал плечами.

– Я же тебе миллион раз говорил, что люблю только тебя и Вадика.