Общество потребления: мифы и реальность.

«Они ютятся в темных подвалах Нью-Йорка и Сан-Франциско, поклоняясь дьяволу. Они терпеливо ждут второго пришествия или обшаривают глазами небо в поисках космического корабля, который принесет им новую эру. Некоторые практикуют полигамию в изолированных от мира горных общинах. Десятки тысяч покинули свои семьи, друзей, отказались от образования, карьеры… Три миллиона американцев исповедуют три тысячи религиозных и иных культов…» [105].

Как говорил упоминавшийся епископ Моор, в эпоху экономической и политической неуверенности резко вырос интерес к иррациональному…

Верное наблюдение нью-йоркского епископа представляется все ж таки неполным. Наука и техника не несут ответственности за перечисляемые им энергетический кризис, инфляцию, войны. Здесь Моор неправ. Ответственность несет общество. Чувство разочарования в науке и технике, будто бы обещавших решить все проблемы, является сублимацией, вытеснением подлинного разочарования в возможностях самого капиталистического общества решать встающие перед ним проблемы. Так, помогут колдуны или кудесники?

Знакомый набор капиталистических бед, усугубляясь, повышает их психологическую цену. Бессилие правительства с ними справиться, равно как и идеологическое бессилие ученых — приказчиков по части рецептов для спасения (экономистов сравнивают с астрологами по точности прогнозов), разочарование в жизни на почве собственного бессилия, что-либо в ней переменить — все это распространяет в обществе волну отчаяния. И как психологическая защитная реакция — широкая внутренняя эмиграция, уход в себя, шлифовка-полировка собственного «я». Или, наоборот, выход в астральные дали да богоискательство.

Еще одна статья о «последней моде в области социальных болезней — нарциссизме».

Отмечая этот феномен, Кристофер Лэш пишет в упоминавшейся книге о «культуре нарциссизма»:

«Потеряв всякую надежду сколько-либо значащим образом улучшить свои жизни,, люди убедили себя в том, что значение имеет только их психическое усовершенствование: установление контакта с собственными чувствами, погружение в мудрость Востока, уроки балета или танца живота, преодоление «страха перед удовольствиями». Сами по себе безобидные, эти искания, поднятые на уровень программы и обернутые в риторические высказывания насчет аутентичности, означают уход от политики» [106].

Аналогичную мысль высказывает Гарри Штейн в журнале «Нью таймс». Сконцентрировав внимание на самом себе, замечает он, «вы освободите свою голову от таких лишних забот, как состояние национальной экономики или перспективы международного мира».

Нарциссизм и солипсизм — прежде всего болезнь так называемых средних классов, их реакция на пустоту существования. Те, кого каждодневно заботит пустота желудка, заполняют существование поисками пропитания. Но порой и их затягивают подобные увлечения — к спокойствию власть имущих. Эдвин Шур в книге «Ловушка самопознания: увлечение собою вместо социальной перемены» подчеркивает, что когда в кружки психотерапии записываются бедняки, то тем самым «бедняков только отвлекают от более срочной задачи защиты их подлинных коллективных интересов».

Эти общественные, а точнее, антиобщественные настроения Америки и в значительной степени вообще Запада 70-х годов социологи предлагают обобщить под единый терминологический зонтик. Американцы вообще обожают терминологическую звонкость. Начиная со ссылки на слова в Декларации независимости о праве человека на стремление к счастью, они предлагают далее выбор: «движение самосознания», «новая сознательность», «новая алхимия» и даже «революция сознания». Но лучше всех обобщил это явление Чарлз Фэйр, который назвал свою книгу о рассказанных в этой главе несуразицах «Новая чепуха».

Похоже, «чепуха» сохраняет силу.

Американский кентавр

В Соединенных Штатах, разумеется, живут и американцы, но человеку, который в Америку попадает впервые, может показаться, что там прежде всего живут автомобили. В районе Лос-Анджелеса так и есть: там автомашин вдвое больше, чем людей. Считается, что города строятся для людей, но в Соединенных Штатах половина городской территории так или иначе принадлежит автомобилям. Даже улицы бывают без тротуаров.

Уинстон Черчилль как-то пошутил, что худшей катастрофой в истории человечества было изобретение автомобиля. Применительно к Америке в этой шутке есть большая доля правды.

Как отмечалось, само зарождение общества массового потребления датируют появлением фордовского конвейера и быстро спрыгивающих с него друг за другом автомашин, которых становится все больше и больше. Вот ступени насыщения, а потом и перенасыщения страны автомобилями: в 1920 году 1 автомобиль приходился на 13 человек, в 1930 — на 51 /2 ; далее пропорция менялась следующим образом: в 1950— 1 : 33 /4 ; в 1960 — 1 : 3; в 1970 — 1 : 21 /4 .

Насыщение, как видим, подошло к границе здравого смысла.