При этом новая автономия
адресатов основана не на незнании, а на знании, не на недоразвитости, а на вычленении и сверхсложности ассортимента научных интерпретаций. Она — лишь мнимо парадоксально — порождена наукой. Успешность наук делает спрос менее зависимым от предложения. Важным показателем этого тренда к автономизации является прежде всего специфическая плюрализация ассортимента знаний и их методокритического отражения. По мере своего вычленения (и не обязательно при ухудшении или моральной легковесности) науки (в том числе и естественные) превращаются в магазины самообслуживания для заказчиков, имеющих большие финансовые возможности и нуждающихся в аргументации. При избыточной сложности отдельных научных выводов потребителям предоставляются также шансы выбора внутри экспертных групп и между ними. Нередко решения о политических программах принимаются заранее уже в силу того, какие специалисты вообще включены в круг советников. Практики и политики, однако, могут не только выбирать те или иные экспертные группы, они могут и противопоставить их друг другу внутри или между дисциплинами и таким образом повысить автономию в обращении с результатами. И как раз в ходе успешного обучения в контакте с науками происходить это будет все менее дилетантски. Ведь от экспертов и на их внутренних явных (или неявных) принципиальных спорах можно научиться тому, как профессионально (например, посредством критики метода) заблокировать неблагоприятные результаты. Поскольку же в процессе самодестабилизации наук поводов для этого становится все больше, растут шансы дистанцирования, которые открываются через рефлексивные онаучивания практической стороны.Тем самым науки оказываются все менее способны удовлетворить потребность клиентов, находящихся под нажимом решений, в стабильности. С
генерализацией фаллибилизма наука перекладывает свои сомнения на пользователя да еще и навязывает ему таким образом противоположную роль необходимо активного сокращения нестабильности. Все это — подчеркиваю еще раз — не как выражение несостоятельности и недоразвитости наук, а, наоборот, как продукт их интенсивного вычленения, усложнения, самокритичности и рефлексивности.Создание объективных принуждений
Остановиться на этой аргументации — значит скрыть доли активного участия
науки, т. е. ее основанной на разделении труда структуры и научно-теоретического программирования в непредсказуемости ее практических последствий. В таком случае исходят прежде всего из того, что путь наук в генерализацию нестабильности невозможно изменить. Одновременно наука в ее исторических предпосылках и формах принимается за константу. Однако вряд ли найдется другая сила, которая изменила мир так, как наука. Почему же изменение мира не может принудить к изменению самое науку? Там, где все становится изменимым, наука, привнесшая в мир эту изменимость, уже не может ссылаться на неизменимость своих основ и рабочих форм. Шансы самоизменения возрастают с автономизацией потребительской стороны. Отщепление вынуждает и допускает новое осмысление и определение научного познания в каноне притязаний на интерпретацию и использование со стороны общественного мнения, политики и экономики. Вопросы гласят: где внутри самой научной практики расположены отправные точки, позволяющие при продолжении и расчленении процесса познания сократить самопорожденную нестабильность? Можно ли таким образом одновременно вновь обосновать практический и теоретический суверенитет наук? Как вновь внешне и внутренне гармонизировать между собой генерализацию сомнения и редукцию нестабильности? С этой целью стоит привести ряд соображений, иллюстрирующих общую мысль.