Общий район

Вы проходите мимо.
Ветер между нами проносит пыль.
Ветер в наши души сыплет песок…

“Бумс! Бумс!” — на площадь ступил великан в больших резиновых ботах. А прямо за спиной Луки к этому времени уже стоял Феликс с баллончиком яда в руке и радовался тому, что сумел провести Пата, поразив его в солнечное сплетение и скользнув мимо него к помосту. “Почему он не стреляет?” — тосковал Феликс и жарко дышал Луке в затылок.
Щелкнул взводимый курок. Лука поднял руку с пистолетом на уровень глаз, помедлил. На него уже начали обращать внимание: слишком выставился он со своим оружием. Феликс разглядывал седые волоски у Луки на затылке, над воротником плаща и думал о том, как предусмотрительно он поступил, отпустив этого безумца на волю… Еще мгновение… Еще… Вот сейчас!.. Вот!.. Внезапно у Луки задрожало предплечье. Еще немного, и тогда уже не выйдет ничего!.. Феликсу, вместе с бывшим подследственным смотревшему на президента через прицел, мучительно хотелось самому спустить курок.

— Лука… — шепнул он первое слово завтрашнего стихотворения, к этому времени окончательно сложившегося в его душе. — Лука!..

Лука вздрогнул, обернулся и, увидев перед собой ночного следователя, от неожиданности спустил курок. Грянул выстрел. Последнее, что слышал Феликс, были слова сочиненной им песни, рвущейся на волю из звучателя: “В толпе врагов не разглядеть друга”. Он посмотрел вокруг пустыми, уже мертвыми и ничего не видящими глазами и упал. В груди его, как страшный цветок, раскрылась огромная рана, и из нее на асфальт потекла кровь. Феликс не застонал, не заплакал, почувствовав приближение смерти, но только удивился, что все получилось так просто и глупо. Потом он, как большой ребенок перед сном, подтянул к животу ноги и застыл. Лука с недоумением разглядывал то свои руки, то лежащее перед ним тело мертвого следователя. Пистолет он бросил и беспомощно озирался по сторонам: у следователя неестественно завернулась одна штанина, и это было так непоправимо, что в толпе кто-то истерически рассмеялся.

Пахло горелым порохом. А воспетый следователем ветер уносил этот запах с площади, где по неумолимой логике событий пересеклись дороги Луки и Феликса, преступника и его жертвы.

— В толпе врагов не разглядеть друга!.. — механически повторил Лука последние слова ночной песни. Он стоял, окруженный отшатнувшимися от него соплеменниками, чье сочувствие и любовь еще недавно так страстно хотел привлечь. А к Луке уже спешил президент: лицо его озаряла все та же ясная улыбка, живой, он спускался по приставной, почти вертикальной лестничке, чуть касаясь ступенек спиной. Президент приблизился к Луке, посмотрел на мертвого следователя, на старинный огромный пистолет, валявшийся рядом, оценил взглядом собравшихся. Потом, похлопав Луку по плечу, не то спросил, не то приказал:

— Общий район?!

Приговора Лука не услышал. Он так же, как и следователь перед смертью, закрыл глаза и тут же увидел пальцы: свой давний бред. И за ними что-то белое, чего до этого момента никогда разглядеть не мог: эти пальцы и этот халат были пальцами и халатом хирурга, врача, помогшего ему появиться на этот неласковый и, в сущности, очень неинтересный свет.