Обсидиан

Послышались тяжелые шаги, дверь отворилась, я увидела широкий, загорелый, отлично сложенный торс. Обнаженный. У меня даже дыхание перехватило. Джинсы свободно болтались где-то ниже пояса, открывая пупок и темную поросль, теряющуюся глубоко под ремнем.

Идеальный рельефный пресс, именно такой, к которому так и тянется рука. Совсем не то, что я ожидала увидеть у семнадцатилетнего — как мне показалось — парня. Я так и не произнесла ни слова, только таращилась.

Наконец подняла глаза. На его высоких скулах лежала тень от длинных темных ресниц. Он смотрел вниз, на меня, и потому цвет этих глаз я различить так и не смогла.

— Чем-то помочь? — презрительно скривились его сочные, зовущие к поцелуям губы.

Глубокий и уверенный голос. Такому не хочется противоречить — только подчиняться, не задавая лишних вопросов. Вдруг ресницы взметнулись вверх, и я увидела глаза. Настолько яркие, что не верилось в их реальность. Изумрудно-зеленые, они резко контрастировали с загорелой кожей парня.

— Эй? — снова произнес он, опершись рукой о дверной косяк, и наклонился ко мне: — Ты умеешь разговаривать?

Я набрала побольше воздуха, и вдруг волна стыда и неловкости затопила меня, щеки вспыхнули.

Он поднял руку, откинул небрежную прядь со лба и посмотрел куда-то за мою спину:

— Так. Начнем сначала.

Мне хотелось провалиться, но вдруг я услышала собственный голос.

— Я… я подумала, может быть, ты знаешь, где здесь поблизости какой-нибудь супермаркет. Меня зовут Кэти. Я недавно переехала сюда, — чувствуя себя полнейшей идиоткой, я махнула рукой в сторону своего дома. — Пару дней назад.

— Я знаю.

Таааааааааак.

— Я просто хотела спросить, где здесь ближайший магазин и продаются ли там, кроме продуктов, какие-нибудь цветы.

— Цветы?

Я не разобрала, это был вопрос или утверждение, но попыталась объяснить:

— Цветы. Тут у нас клумба…

Он ничего не сказал. Только пренебрежительно повел бровью.

— Ага…

Моя потерянность постепенно отступала, давая место растущей злости.

— Видишь ли, мне нужны цветы…

— Для клумбы. Я понял, — он прислонился к дверному косяку и скрестил на груди руки. Что-то промелькнуло в его глазах. Не раздражение… нечто другое.

Я глубоко вздохнула. Если этот кретин еще раз перебьет меня… И сказала громче и четче, с интонациями, которые часто звучали в голосе моей матери, когда я была помладше и пыталась поиграть с тем, что трогать было строго запрещено:

— Я хотела бы узнать дорогу к магазину, где продаются продукты и цветы.

— Ты знаешь, что в этом городе всего один светофор? — Его брови взлетели так высоко, точно парень сомневался в том, что я не полная дура.

Так вот, оказывается, что означало выражение его глаз! Он просто смеется надо мной!

От неожиданности я опять замолчала. Может, он и вправду «очень даже ничего» и даже более чем «ничего», но какой же он, оказывается, идиот!

— Все, что мне нужно сейчас, это узнать, где магазин. Но, кажется, я не вовремя.

Он ухмыльнулся:

— Ты всегда будешь здесь не вовремя, девочка.

— Девочка? — повторила я удивленно.

Уголок его рта дернулся вверх. Кажется, меня это начинает бесить.

— Какая я тебе девочка, мне уже семнадцать!

— Неужели? — подмигнул он. — А кажется, будто тебе двенадцать. Ну или тринадцать. У моей сестры есть кукла, на тебя похожа. Глаза такие же круглые. И такая же пустышка.

Кукла? Пустышка? Внутри меня уже полыхало пламя.

— Вот как. Прости, что побеспокоила. Больше не буду. Уж поверь.

Я развернулась и бросилась обратно, чтобы только не успеть врезать ему побольнее прямо в физиономию… или чтоб не заплакать.

— Эй, — окликнул он.

Я остановилась, не оборачиваясь, чтобы он не заметил моего бешенства:

— Что?

— Тебе нужно выехать на вторую трассу и свернуть к северу на двести двадцатую дорогу. К Петербургу, — он раздраженно выдохнул, словно делал мне огромное одолжение. — Супермаркет находится прямо на въезде в город. Вряд ли ты проедешь мимо. Хотя… ты-то как раз и проедешь. Там же, кстати, рядом и другой магазин, со всякой ерундой, которой землю копают.

— Спасибо, — ответила я и совсем уже тихо пробормотала: — Придурок.

Он рассмеялся, низко и гортанно:

— А вот это-то очень не по-девичьи, Котенок.

Я резко обернулась:

— Никогда не называй меня так!

— А что, придурок лучше? — Он толкнул дверь. — Здорово, что зашла. Я часто буду вспоминать об этом.

Ну все. Достаточно.

— Слушай, точно. С моей стороны было неправильно называть тебя придурком. Потому что это слишком милое обращение по отношению к тебе, — сообщила я, очаровательно улыбаясь. — Ты — просто кретин.

— Кретин? — повторил он. — Прекрасно!

Я показала ему палец.

Он рассмеялся, тряхнув головой. Копна волос упала на лицо и почти полностью скрыла его ярко-зеленые глаза.

— Очень вежливо, Котенок. Уверен, ты припасла еще немало интересных эпитетов и жестов, но я уже пас.

Я действительно с трудом сдерживалась, чтобы не сказать или не сделать лишнего. С огромным усилием, изображая достоинство, я прошествовала к своему дому, лишив его удовольствия видеть, насколько сильно он задел меня. Я дошла до машины и, рванув дверцу, услышала, как он, снова рассмеявшись, окликнул меня:

— Еще увидимся, Котенок!