Обсидиановая комната

В гробу лежала крупная фигура Люциуса Гэри в темном костюме и белой рубашке с расстегнутой верхней пуговицей. Он оказался слишком велик для этого гроба, и в похоронном бюро согнули его колени и повернули набок, чтобы он поместился. Глаза его были широко раскрыты и смотрели вперед, а после смерти тюремные татуировки на его шее приобрели мертвенно-бледный цвет.

Доктор, назначенный властями округа, начал натягивать перчатки, но Пендергаст опередил его. Перчатки уже были на его руках, он ринулся вперед и, крякнув от усилия, бесцеремонно перевернул тело в гробу.

Раздались протестующие крики.

– Алоизий, – сказал Лонгстрит, – что вы, черт вас побери, делаете?

Вместо ответа Пендергаст просто указал пальцем.

Дешевые похороны не предусматривали особого соблюдения приличий, и «костюм» Люциуса Грея не распространялся на все его тело. Скорее, он накрывал только туловище и верхнюю часть ног, словно простыней. Обнаженная спина трупа предстала небесам.

В нижнем окончании позвоночного столба было видно небольшое надсечение.

– Доктор, – сказал Пендергаст, снимая латексные перчатки и кидая их в гроб, – не могли бы вы рассмотреть рассечение?

Кинув короткий недовольный взгляд на агента ФБР, доктор опустился на колени перед гробом и принялся осматривать тело.

Доктор делал свое дело молча, и Пендергаст продолжил:

– Вам не кажется, что конский хвост покойного был удален?

Единственным ответом доктора был короткий кивок.

Пендергаст моментально развернулся, поднырнул под желтую ленту и быстро пошел прочь от могилы. Лонгстрит несколько мгновений смотрел ему вслед, потом повернулся к остальным участникам действа:

– Спасибо. Мы здесь закончили.

В машине, медленно двигаясь к воротам, Лонгстрит откашлялся.

– Значит, доктор Уолтер Лейланд – то есть Диоген Пендергаст – привел в исполнение приговор штата в отношении Люциуса Гэри. В роли действующего судмедэксперта он же подписал свидетельство о смерти. При этом у него была возможность изъять конский хвост казненного, и сделать это втайне от всех. Если рассматривать это в другом контексте, то можно сказать, что все случившееся имеет великолепную симметрию.

– Вполне, – сказал Пендергаст.

У ворот они дождались, когда тюремный сторож им откроет.

– Об одном можно сказать с уверенностью, – продолжил Лонгстрит. – Диоген не хотел, чтобы кто-нибудь знал о том, что он изымает конский хвост. Иначе он не стал бы утруждать себя приведением смертного приговора в исполнение. – Он кинул взгляд на Пендергаста. – Есть хоть какая-то вероятность того, что Диоген знает о вашем спасении?

Пендергаст задумался на мгновение:

– Не думаю. Я полагаю, он был слишком занят… другими делами. В то же время я, в своей спешке найти его, не предпринимал никаких усилий скрыть свое присутствие. С моей стороны это было большой оплошностью. – Он заерзал на пассажирском сиденье. – Но одно предельно ясно.

– Что именно?

– Знает мой брат или нет о том, что я жив, он остается запредельно осторожным человеком. Мне приходит в голову только одна причина, которая могла заставить его предпринять такие усилия, чтобы скрыть изъятие им этих конских хвостов: вероятность того, что я все еще жив. Потому что я – единственный человек, способный понять истинный смысл его действий. И единственная причина, почему это могло его волновать, состоит в том, что он находится и планирует оставаться где-то неподалеку.

– Вы хотите сказать?..

– Да. Диоген и Констанс – здесь, во Флориде… где-то рядом.

57

Яркое солнце поднялось в предполуденное небо и осветило мириады мангровых островов, торчащих на бирюзовом мелководье и заканчивающихся в голубой воде залива. Диоген почувствовал тепло солнца на одной щеке, стоя у кухонной плиты, – он готовил на завтрак омлеты с опятами, ветчиной, сырами грюйер и бри и мелко нарезанным базиликом. Он поднял сковородку, наклонил – и омлет соскользнул на тарелку, которую он передал Констанс, сидевшей за столом в уголке для завтрака.

Омлет был дополнением к толстым промасленным тостам с джемом, полудюжине ломтиков бекона и жареным зеленым помидорам, уже поданным. Констанс умирала от голода, и Диогена это не удивляло, он хорошо помнил долгую бессонную ночь, которую они провели вместе. Боже, она была такой сильной и отважной, уверенной в себе и бесстрашной! Она многократно выжимала из него все. Он был обессилен, полностью обессилен.

Ее лицо неестественно светилось, когда она ела. Наконец, когда от омлета не осталось ни кусочка, она положила вилку:

– Мне хватит, огромное спасибо.

– Моя дорогая, я мало у кого видел такой аппетит.

– Я почти ничего не ела несколько дней. И конечно, мы сожгли немало калорий.

– Да-да.