Обсидиановая комната

Но Констанс должна была оставаться сосредоточенной и, имея такого хладнокровного противника, не могла предаваться парализующей ярости. Они продолжали описывать круги. По тому, как девица держала нож, по ее легким и быстрым движениям Констанс понимала, что ее противница гораздо лучше владеет ножом и в длительной схватке Констанс проиграет. Женщина сделала нырок, Констанс увернулась, но лезвие разорвало ткань и задело кожу.

– Укол, весьма ощутимый укол, – сказал Диоген.

Констанс нанесла удар, но ее клинок пронзил лишь воздух, а женщина отпрыгнула в сторону, сделав при этом искусный разворот, как человек, знакомый с боевыми искусствами. Промашка Констанс позволила женщине нанести молниеносный ответный удар и оцарапать запястье Констанс, хотя та и развернулась вокруг своей оси, чтобы избежать его.

Констанс понимала, что один из таких ударов неизбежно достигнет цели и случится это довольно скоро. Ее тяжелое платье, пропитанное кровью, замедляло движения. Вмешается ли Диоген? Нет. Она еще раз скользнула взглядом в его сторону: он оставался на прежнем месте, на его лице застыло заинтересованное, даже довольное выражение. Конечно, спектакль такого рода должен был ему понравиться: две женщины дерутся из-за него насмерть.

Тяжелое широкое платье… Это может стать ее преимуществом. Но она должна двигаться быстро, иначе атакующая в любое мгновение нанесет ей удар.

И Констанс сделала свой ход: разбежавшись и прыгнув на женщину, она взмахнула ногами и почти накрыла соперницу подолом платья, обездвижив ее; девица, которую этот прием застал врасплох, издала приглушенный крик и замахнулась ножом, но он разорвал только ткань, а потом они обе упали на песок, и Констанс крепко сжала женщину между коленями. Та принялась биться, пытаясь выбраться, она визжала от ярости, но не могла вытащить руку с ножом, запутавшимся в материи.

Сжав женщину ногами, Констанс развернулась, подобрала пистолет и ударила нападавшую сбоку по голове, потом еще раз и еще, пока крик не перешел в бульканье и она не почувствовала, что тело женщины обмякло. Тогда она схватила руку с ножом потерявшей сознание девицы, вывернула запястье, выдавила из пальцев клинок. Когда нож оказался в ее руках, она отпрянула назад и поднялась на ослабевшие ноги, держа нож обеими руками.

Девица лежала на песке, не в силах подняться, и тихо стонала в полубессознательном состоянии.

Констанс повернулась к Диогену. Он раскраснелся, тяжело дышал, в его глазах было выражение почти сексуального возбуждения. Это был прежний Диоген, которого она так хорошо помнила. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы помочь ей, не сказал ни слова, он был очарован тем, что видел.

У нее внезапно закружилась голова. Она уперлась руками в колени, опустила голову и принялась глубоко дышать.

Спустя мгновение она услышала голос Диогена и подняла на него глаза, но Диоген обращался не к ней. Сладострастное выражение на его лице сменилось абсолютным удивлением и оцепенением при виде темной фигуры, появившейся из платановой рощи. Фигура, облаченная в черный костюм, шагнула вперед, в последнее пятно сумеречного света.

– Ave, frater[48], – раздалось сиплое приветствие Диогена.

66

Констанс стояла на песке, слыша у своих ног стоны девицы, и смотрела, не веря своим глазам: Пендергаст – неужели это он? – приближался с пистолетом в руке. Это было похоже на сон, она никак не могла осознать того, что видит перед собой.

– Алоизий… – выдохнула она. – Боже мой… Ты жив!

Она бросилась было к нему, но что-то в его глазах остановило ее на полушаге.

– Ave, frater, – повторил Диоген.

Он слегка покачивался с ноги на ногу, словно пьяный.

Пендергаст поднял пистолет. Сначала он направил ствол в пространство между Констанс и Диогеном. Потом, мгновение спустя, недвусмысленно навел ствол на брата. Но глаза его не отрывались от Констанс.

– Прежде чем я убью его, – сказал он, – мне нужно знать: ты его любишь?

Констанс посмотрела на него в полном недоумении:

– Что?!

– Вопрос ясен. Любишь ли ты его?

Она почувствовала движение у своих ног. Девица, придя в себя, воспользовалась ситуацией и наобум бросилась к ближайшим мангровым зарослям. Пендергаст не обратил на нее внимания.

Констанс понемногу начала приходить в себя от потрясения при виде живого Пендергаста. Сотня вопросов просились ей на язык: «Что случилось? Где ты был? Почему не давал знать о себе?» Но выражение лица Пендергаста говорило, что сейчас не время для таких вопросов.

– Я его ненавижу, – ответила она. – Всегда ненавидела и всегда буду ненавидеть.

– «Любовь живет надеждой, – почти пропел Диоген. – И умирает вместе с надеждой»[49].

Не обращая на него внимания, Пендергаст не сводил глаз с Констанс:

– Тогда, может быть, ты объяснишь, почему ты вместе с ним по доброй воле покинула дом на Риверсайд-драйв и при этом ранила лейтенанта д’Агосту?