Это оказалась единственная фирма, которая все еще была открыта, но когда Проктор быстро пересекал четырехполосное шоссе — пустое в столь поздний час — ее внешние огни начали гаснуть один за другим.
Температура остановилась на отметке примерно в 100 градусов по Фаренгейту[33], а Оосвейер[34] — горячий ветер, который часто дул с побережья в это время года — осыпал его мелким песком, пока он шел. Низкие холмы Прогресса с трудом можно было рассмотреть с этого расстояния: то были лишь призрачные блики огней далекого города. Проктор взглянул на часы: всего лишь десять вечера.
Низкий, пухлый мужчина в помятых шортах и рубашке-хаки с застегнутыми карманами протянул за собой цепь перед главным входом в салон. Проктор слегка коснулся его плеча, и мужчина повернулся, заморгав от слепящего песка.
—
—
Проктор гордился тем, что был экспертом по части чтения людских характеров. Даже сейчас — смертельно уставший, находящийся в глубоком потрясении, пораженный в самое сердце горем и истязавший сам себя за провал — он мог сказать, что с этим мужчиной было что-то не так. Он нервным жестом снова и снова пробегал рукой по волосам, в то время как ветер трепал их, и старался не встречаться с посетителем глазами. Все это вкупе с тембром голоса продавца говорило Проктору, что этот человек «не чист на руку» и от него не приходилось ждать правды.
Теперь продавец нахмурился.
—
— О, вы меня прекрасно понимаете, мистер Керонда, — Проктор открыл свою дорожную сумку, и, как бы невзначай, сверкнул кучей денег.
— Мы закрыты, — отозвался мужчина, резко переключившись на английский без акцента.
— Давайте поговорим там, — и Проктор указал на небольшой, тускло освещенный сарай в середине площадки, который внешне выглядел, как офис.
— Мы... — начал снова Керонда, но Проктор толкнул его так, что вынудил руку мужчины отпустить створку ворот, а самого его заставил поспешить в сторону офиса.
Внутри здания Проктор мягко, но настойчиво направил владельца агентства к стулу, стоявшему за потрепанным столом, усадил его, а затем и сам устроился напротив.
— Я скажу вам только один раз, — начал он, — никаких игр. У меня нет на них ни времени, ни терпения. У вас есть информация, которая мне нужна. Сообщите ее мне, и вы получите вознаграждение.
Мужчина снова провел рукой по волосам и следом стряхнул песок со лба.
— Я ничего не знаю.
— Около полутора часов назад, — продолжил Проктор, — у вас был клиент.
Мужчина покачал головой:
— Никого здесь не было.
Проктор глубоко вздохнул.
— Пока я спрашиваю вежливо, но в следующий раз я буду вынужден применить силу.
— Мы закрылись несколько часов назад, — настаивал мужчина, — я задержался здесь допоздна, только потому что занимался оформлением документов…
Буря эмоций, которая медленно копилась в Прокторе — разочарование в том, что абсурдные действия Диогена ввели его в заблуждение, ненависть к самому себе за неудачу в деле обеспечения благополучия Констанс, ошеломляющее горе от известия о ее смерти — объединилась в раскаленный добела взрыв гнева. Но внешне он остался совершенно спокойным — за исключением внезапного, быстрого движения, подобного броску змеи. Схватив со стола большой нож для вскрытия писем, он глубоко погрузил его в левую руку мужчины, пронзив трапециевидную кость и вогнав лезвие наполовину его длины в деревянную столешницу.
Мужчина вытаращил глаза и открыл рот, чтобы кричать, но Проктор следующим молниеносным движением схватил с пола промасленную тряпку и засунул ее в рот Керонды. Он сильно зажал рукой челюсти мужчины, не позволив ему закричать.
Керонда извивался и стонал сквозь тряпку. Кровь начала просачиваться по граням ножа и стекать по пальцам на стол. Проктор держал мужчину в таком положении больше минуты, прежде чем снова заговорил.
— Когда я выну тряпку, — сказал он, — вы ответите на все мои вопросы. Если вы солжете снова, вам не поздоровится еще больше, это я вам обещаю.
Мужчина кивнул, и Проктор извлек кляп.
— Пусть Бог будет мне судьей, — запричитал мужчина, — я никого не видел...
Проктор взял с соседнего верстака с инструментами ржавое четырехдюймовое шило, схватил правую, все еще свободную, руку мужчины, с силой вытянул ее вперед, прижал к поверхности и пронзил шилом, тем самым пришпилив ее к столу, так же, как и левую.
В агонии Керонда закричал:
—
— Никто вас не услышит, — покачал головой Проктор. Коротким резким броском прямо с места, на котором сидел, он выбил стул из-под Керонды. Тот буквально рухнул с него, и прибитые к столу руки сделали это падение еще более болезненным. Колени его ударились об пол, а руки резко вытянулись, что заставило Керонду громко завопить от боли.